Сказка об уроде

— О какой бутылке ты говоришь?

— Читать умеешь? — ощерился двойник. — Надписи видел?

— Ну… да.

— Для кого, как ты думаешь, они писаны, Шерлок?

Антон честно попытался вспомнить, что за слова он видел в коридоре.

— Но ведь там бессмыслица какая-то, — сказал он.

— Для твоего умишка — несомненно, — пробормотал двойник.

Антон почувствовал прилив раздражения. Почему он стоит тут и позволяет себя оскорблять? Нужно идти дальше, а он теряет время. Пусть этот двойник с кислой рожей тут и остаётся.

— Я пошёл, — решительно бросил он и сделал шаг вперёд, вырвав своё запястье из руки лже-Антона. Не успел сделать и шага, как на плечо сзади опустилась тяжёлая ладонь.

— Тебе что, совсем не страшно?

— А чего мне бояться? — ухмыльнулся Антон, не оборачиваясь. — Это лишь видение. Утром я проснусь у себя на кровати, как ни в чём не бывало. Может, будет болеть голова, тогда выпью аспирин. Вот и всё. А ты — трус.

Конец трубы был в десяти шагах. Красные стены смыкались друг с другом, и посредине находилось крохотное отверстие. Возле него стены были покрыты мелкими морщинами. «Как кишечник», — с отвращением подумал Антон. Но из-за отверстия сочился голубоватый свет — яркий, успокаивающий…

— Ладно, — ладонь пропала. — Лезешь в бутылку — дело твоё. Я предупредил.

— Вот и замечательно, — Антон сделал шаг к отверстию.

— Только аспирин твой тебе вряд ли поможет.

— Слушай, ты достал уже… — он порывисто обернулся, но двойник исчез вместе с красным коридором. Позади Антона сгустилась тьма — такая плотная, что он был уверен в том, что столкнётся с чёрной твёрдой поверхностью, сделав пару шагов назад.

Страх снова накатил на него, рождая холод в груди, но Антон напомнил себе, что нужно идти вперёд. Голубой свет — такой мягкий, будто сочащийся в каждую пору тела, наполняющий умиротворением… Он сам не заметил, как достиг конца трубы и стал протискиваться в отверстие. Странное дело — вроде бы оно было крохотным, но он всё-таки смог протолкнуть в него своё тело. Тёплая масса стен плотно облегала его, и иногда казалось, что он застрянет тут, в отверстии, навсегда, не сможет податься ни вперёд, ни назад — но, несмотря ни на что, он становился всё ближе к голубому свету, который с каждой секундой сгущался, становился темнее…

Фиолетовый цвет, осенило Антона. Фиолетовые грибы.

Он уже почти прошёл через барьер из мягких стен, когда фиолетовое сияние вдруг расступилось, как расходятся занавески на окнах. В образовавшейся перед Антоном пустоте появилось нечто — сначала он видел только большую круглую тень, затем стали вырисовываться детали, и, наконец, он с замиранием сердца увидел всё.

Это был глаз. Глаз, выдернутый из глазницы. Очень большой глаз, круглый, как мяч. Он не катился, а плыл вперёд, уставившись немигающим взором на Антона, и тот подался назад, прочь от этого жуткого существа, которое пронизывало его своим огромным замораживающим взглядом. Каким-то чудом это ему удалось — он снова был в коридоре-трубе и опрометью бежал назад. А вот и квартира, его квартира — но почему на полу вместо линолеума зелёная трава? И солнце на небе, белые перья облаков, аромат луговых цветов… Он увидел разноцветных бабочек, которые порхали перед ним, до того великолепных, что Антон мгновенно забыл обо всех своих страхах и запорхал вместе с ними в воздухе, упиваясь ощущением полёта.