Сказка об уроде

— Очень, очень приятно познакомиться, — дружелюбно закивал доктор. — Меня зовут Иван Владимирович. Надеюсь, вы захватили с собой результаты необходимых анализов? Я на той неделе давал молодому человеку список во время первой консультации…

— Да, всё с собой.

— Замечательно, просто замечательно. Что ж, пройдёмте в кабинет, у меня там тёплый чай, печенья, если хотите…

Как и в прошлый раз, Антон чувствовал себя в кабинете доктора очень уютно. Внутри было светло и тепло, на малой мощности работал кондиционер, который создавал приятный ветерок. В прошлый раз за окном светило солнце, но и сегодня Антон вновь почувствовал прилив уверенности, слушая речи доктора.

— У вас очень ранняя стадия развития зародыша, — говорил Грюнвальд, обращаясь к Лене. — Вы очень разумные люди, что не стали запускать ситуацию и приняли решение сразу, это позволит избежать хирургического вмешательства и ограничиться приёмом специальных препаратов. Кроме того, помимо чисто медицинского аспекта, это снимает, если можно так выразиться, некоторую часть этических проблем. Зародыш сейчас на крайне примитивном уровне организации, настолько примитивном, что о существовании хоть какой-то формы жизни как таковой речь не идёт…

Антон краем глаза следил за Леной — как она воспринимает слова доктора? Она по-прежнему оставалась немногословной, но и не выглядела безучастной. Когда Грюнвальд задавал ей вопросы, она отвечала без промедления, кивала, слушала его объяснения и показывала результаты необходимых анализов, которые она сдавала в поликлиниках на прошлой неделе. Не отказалась от чашки чая и печенья (Антон для компании тоже съел пару штук). Кажется, доктор был удовлетворён её реакцией.

— Вот что я вам скажу, молодые люди, — сказал он напоследок, когда беседа стала подходить к концу. — Я знаю, что решение, которое вы приняли, нельзя назвать лёгким. Не знаю, каково ваше собственному отношение к этому, но мне нравится, как вы оба держитесь. Поверьте, в этом кабинете бывает всякое… Мне кажется, ваше решение не спонтанно, а обстоятельно продумано. Это очень хорошо.

В конце Грюнвальд дал Лене бумаги, которые она должна была подписать. Антон несколько напряжённо следил за ней, когда она взяла ручку. Кисть Лены, как ему показалось, на секунду задрожала над бумагой перед тем, как поставить свою подпись в согласии на проведение процедур. Но она сделала это. Антон облегчённо выдохнул и тут же вновь почувствовал острый прилив стыда и вины.

«Вот и всё, — устало подумал он, закрыв глаза. — Сделано — значит сделано. Не о чем жалеть. Не я один так хотел…».

Первый этап процедур был назначен на следующий день после обеда. Когда они вышли из кабинета Грюнвальда, время уже перевалило за полдень. В приёмной сидела очередная пара — полная противоположность давешним юнцам: степенный плотный мужчина с тяжёлыми веками и не менее дородная дама в светлой шляпе. Они с интересом уставились на уходящих. Кровь прилила Антону к щекам, и он ускорил шаги. Теперь он хорошо понимал, что чувствовали те двое молодых людей.

— Лидочка, пожалуйста, — услышал он за спиной, закрывая дверь, — назначь вэ сто шестнадцать процедуру на завтра в шестнадцать ноль-ноль…

Обратно ехали тоже молча. Когда Антон проезжал через центральную площадь, его попыталась подрезать светлая «тойота», и он едва не выехал на тротуар. Пришлось резко нажать на тормоз; их обоих качнуло вперёд в креслах. Лена при этом как-то странно икнула. Глаза у неё были подозрительно блестящими. Антон быстро вернул взгляд на дорогу и сосредоточился на вождении. Капли дождя, стучащие по лобовому стеклу, вдруг показались ему страшно тяжёлыми.

Дождь усилился, когда он остановился, чтобы высадить её. Лена вынула из сумочки сложенный розовый зонтик.

— Зачем? — удивился он. — Тут же два шага до подъезда.

— Схожу в магазин, — сказала она. — Нужно купить продукты на обед.

— Ты только не сильно налегай на жирное, ладно? Врач ведь сказал…

— Я помню! — с неожиданной злостью выпалила она и выскочила из машины. Антон видел через мокрое стекло, как она зашагала прочь, и над её головой раскрылся розовый купол.

— Ну ладно… — растерянно сказал он и тронул машину.

«Дерьмо, — крутилось в голове и никак не могло уйти. — Какое же ты дерьмо, Антон ты Соловьёв. Дерьмо, самое настоящее…».

Хотелось втопить педаль газа в пол; он едва сдерживался от этого. Гнев рвался наружу. Антон ругал почём зря себя, свою неосмотрительность, Лену, которая вела себя так, как будто он главный злодей, мотор машины, который ревел слишком громко, погоду, которая портилась всё больше…