— Ай-я-яй. А ещё комсомольский активист! Пронесли спиртное в общежитие, где распитие спиртных напитков категорически запрещено.
— Неужели вы не слышали, Пал Ильич, такую простую истину: не можешь пресечь — организуй и возглавь. Пить всё равно будут, хоть кол на голове теши. Вы же не подадите ректору список на отчисление полтысячи человек? А я и другие сознательные товарищи, мы проследим, чтоб аккуратно и не безобразничали.
— Всё равно — не положено.
Егор наклонился и проникновенно спросил:
— Вы — фронтовик?
— Военный пенсионер. На фронт не успел. А какое…
— Самое прямое отношение. Всё равно, что фронтовик, потому что если бы началась новая война, вас в числе первых… Правильно? А за что сражались наши отцы и деды в Отечественную? Чтобы мы могли поднять бокал шампанского… Один бокал!.. за прошедший и следующий мирный год.
Конечно, Егор немного злоупотреблял советской фразеологией, влетевшей в его голову как шмель в пустую комнату, — с плакатов, из бубнящей радиоточки. Понимая, насколько это важно для вживающегося в роль комсомольского активиста, он впитал содержимое газет «Правда» и «Известия» в ленкомнате общаги. Казённый оптимизм в рассказах о счастливой жизни советских людей и жителей братских социалистических стран просто зашкаливал.
Но было в атмосфере начала восьмидесятых и непритворное. Всё же с 1945 года Советский Союз не знал большой войны. Корея, Вьетнам и вот теперь начавшаяся компания в Афганистане остались за пределами границ и затронули только очень небольшую часть населения. Слова «лишь бы не было войны» проистекали из глубины души.
А вот потом полыхнёт внутри границ. Бывших границ СССР. Карабах, Приднестровье, Абхазия, Донбасс. И, если ничего не изменится, ему предстоит дожить до времён, когда «лишь бы не было войны» уступит место менее оптимистичному «скорее бы она кончилась, проклятая».
— Только один бокал, — смилостивился комендант. — Я, пожалуй, пойду домой. Тоже выпью за мир, за хороших людей. Вы уж смотрите…
Егор с чувством пожал ему руку.
Приготовления заняли оставшуюся часть вечера. Гриня надеялся успеть на двух фронтах — с пацанами в группе и в комнате, а также выше этажом. Егор сбегал туда заранее и подкинул остатки «московской» колбасы, принятой Марылей сквозь щель, а также две задекларированные бутылки шампанского. Она открыла дверь лишь на ладонь.
— Девочки одеваются!
Парни были запущены внутрь ровно в 22 часа. Егор нацепил костюм с рубашкой и галстуком, чувствуя себя в нём неловко. В Москве двухтысячных так одевался в пиджак примерно никогда, хоть и слышал постоянно, что юристу требуется дресс код.
Девочки… постарались.
Во-первых, украшена по-новогоднему была сама комната — самодельными гирляндами и имитацией ёлки из нескольких лапок. Жилище Егора с Гриней изменилось минимально, между кроватями появился стол в виде снятой с кладовки двери, положенной на табуреты в проходе между койками, и всё.
Во-вторых, девочки потрудились над собой. Настюха надела узкую юбку с рискованным разрезом, открывавшем стройность ног, несколько тонковатых. Ядя и Марыля обзавелись новыми Levi"s, первая — классическими синими джинсами, вторая — зелёными штроксами, три или четыре стипендии за каждые штаны. Гольфики у троих были похожие, отражая не слишком разнообразную моду, и только одна Варя приготовила себе платье — неброское синее, подчёркивающее намечавшуюся округлость форм. На вкус Егора, с нанесением косметики все четверо переборщили. Сильно. Но главное — чтоб им самим нравилось.
В-третьих, располагая более чем скромными ресурсами, они соорудили достойный праздничный стол на тумбочках, извлечённых из привычных мест и сдвинутых в линию.
— Какая гадость эта ваша заливная рыба! — в полголоса сообщил телевизор, транслируя «С лёгким паром!»
ebooksa