— Зато мораль фильма о загнивающем капиталистическом обществе идеально соответствует представлению советского человека о буржуазной Европе.
— Ужасно… Но я так рада, что Франсуа на самом деле не бросил старика, купил ему лошадь. Или ты всё сочинил, чтоб меня утешить?
— Не сочинил. Век воли не видать!
— Даже если и сочинил… То ради меня. Это очень мило. Хочу ещё свиданий!
Она ухватилась за его локоть и на секунду прижалась щекой к мужскому плечу в коричневом драповом пальто.
Перед Новым годом капитан милиции Николай Александрович Вильнёв въехал, наконец, в служебную квартиру. Жизнь с тёщей, которая, одно слово, — мамадорогая, слава Богу, закончилась. Квартира не ахти, на втором этаже двухэтажки, построенной ещё пленными немцами в конце сороковых, была удобна близостью к Первомайскому РОВД — на том же Инструментальном переулке. Его жена промолчала, что близость к службе чревата срочными вызовами в любое время суток, довольная, что теперь на кухне хозяйничает одна, не считая дочери, слишком юной, чтобы качать права.
К обеду пришли гости — начальник отделения Александр Сергеевич Сахарец с супругой. Отметили сразу Новый год и новоселье, благо было чем развернуться. Милиция всегда имела лучший доступ к продуктам, а по случаю обретения квартиры начальник ОБХСС прислал Диму Цыбина с коробкой из-под телевизора, наполненной деликатесами, в обычной жизни доступными только на уровне секретаря обкома Компартии Беларуси.
Звенели бокалы, а потом и рюмки, блюда все подверглись атаке: оставить неотведанным хотя бы одно из них считалось смертельным оскорблением хозяйке, которая, зорко наблюдавшая за поглощением приготовленного, ждала момент для перемены фарфоровых чанов с новым зарядом калорий.
Осоловев, начальник следственного отделения и его зам набросили дублёнки, в них отправились на улицу — покурить.
— Что, Саш, новогодние праздники закончились, завтра — в бой? Наши, наверняка всякого надежурили, пока разгребём…
— Разгребём, — Александр Сергеевич глубоко затянулся, а потом столь же глубоко вздохнул, вентилируя лёгкие. — Я узнавал. Ничего особенного. Банальная бытовуха. А вот хвосты прошлого года будут икаться нам весь следующий.
— Ты имеешь в виду уголовные дела, прекращённые Боровиковым за взятки?
— Они все бесперспективные. Паскудник брал деньги в случаях, когда всё равно нужно было прекращать. Но вызывал родственников злодея, надувал щёки: Сибирь да казённый дом или… Обычно соглашались на «или».
— Разберёмся.
— С этим — да. Но, Коля, нарисовалась другая проблемка. О ней тебе не расскажу даже в служебном кабинете. Слушай здесь и мотай на ус… Ты же сбрил усы!
— Найду на что намотать. Удивляй.
— Проблемка связана со взрывом на Калиновского. Впрямую нас вроде бы не касалась. Пусть копаются прокуратура и КГБ. Но наши светлые головы в понедельник объявят приказ об усилении оперативно-следственной группы с участием оперов уголовного розыска, а ещё включить на подхват одного из следователей-первомайцев.
Вильнёв бросил окурок в мусорку и закурил следующую сигарету. Новость была не из приятных, но и ничего особенного. Следователь станет строчить поручения уголовному розыска проверить на причастность к преступлению всех сварщиков города Минска, сыщики, не вылезая из кабинета, тут же примутся кропать рапорты «в результате проведённых мероприятий подтвердить указанные факты не представилось возможным».
Сама по себе ситуация абсурдная. Преступление считается должностным и очевидным. Раскрывать, если подходить формально, нечего. А таинственного злодея, прилепившего детонатор к баллону с ацетиленом, приказано ловить негласно, оперативным путём. Следственные действия для фиксации доказательств понадобятся, если сыщики хоть что-то нароют. Или неведомый минёр подорвёт следующий магазин, тогда теракт уже не спишешь на производственную халатность.
— Саш, так в начале января практиканты приходят из БГУ. Назначаются временно исполняющими обязанности следователя. Отправляй недоросля в группу — пусть создаёт движение по делу.