Некоторые не уснут

22
18
20
22
24
26
28
30

            - Ты все драматизируешь. Забегаешь вперед. Но мы пока еще до этого не дошли. Я хочу сказать лишь, что это несправедливо, нетактично, когда ты приводишь сюда людей. Потому что это не мои друзья и не мои подружки. И мне некуда уйти, когда они здесь. Это же очень просто. - Он повернулся и ушел с кухни. А я остался один в тишине, ошеломленный.

            Из гостиной донесся скрежет и стук закрываемых окон. За ними последовал визг задергиваемых штор, закрывающих красоту и свет летнего вечера. С ревом ожил телевизор.

            Я прошел в гостиную, словно одержимый. Губы у меня быстро шевелились. Я был готов применить силу и разрыдаться. Что случится в первую очередь, я не знал. Я встал в дверях, белый от ярости. Юэн посмотрел на меня, лицо у него было непроницаемым, или, возможно, слегка озадаченным моей настойчивостью.

            - Да ты совсем рехнулся, мать твою, - сказал я.

            И в его выражении, в его позе, в самой энергетике, проецируемой развалившейся в кресле темной фигурой, произошла какая-то перемена. В свете телевизора я увидел, как его лицо побагровело от ярости, как потемнели слезящиеся глаза. Он вскочил с кресла и бросился на меня.

            У меня перехватило дыхание.

            Он вскинул вверх свою грубую ручищу, нейлоновая ткань куртки, взвилась, словно парус на рее.

            Он едва не ударил меня, но замешкался, когда мелькнувшая искра здравого смысла вернула самообладание в его неуклюжее тело, и опустил руку на деревянную сушилку возле радиатора. Деревянные распорки треснули и раскололись, безмолвно поглощенные висящими на ней полотенцами. Сушилка рухнула бесформенной кучей.

            - Ты ничего не знаешь! - воскликнул он, размахивая над головой длинными тонкими руками и брызжа слюной. - Ты все понял неправильно! Ты упустил свой шанс! - Прокричав это, он захлопнул дверь с такой силой, что я отлетел в коридор.

***

            С момента появления Юэна в моей квартире я начал плохо спать. Гложущая тревога мешала заснуть, и, в конечном счете, приводила меня в состояние полного бодрствования либо беспокойного полусна, в котором было невозможно обрести физический комфорт. Оглядываясь назад, я понял, что после его зловонного вторжения в мою жизнь полностью утратил способность расслабляться. Но мой сон ночью после нашего скандала и разрушения Юэном сушилки был не только прерывистым, но и усугубленным кошмарами, которые утром я помнил лишь фрагментарно.

            Стараясь думать рационально, я списал эти кошмары на обострение моих чувств виктимизации и бессилия, вызванного потерей контроля, от которой я страдал в пределах собственной среды. Но переживание этих тревожных снов лишь усиливало мое возмущение в отношении Юэна. Физическое загрязнение моего дома и сводящая с ума, аутистическая воля были лишь первым уровнем моих мучений. В то время мне казалось, что он забрался в мою жизнь гораздо глубже. И мало того, что он был сейчас единственной темой наших с Джули разговоров. Или единственной мыслью, постоянно отвлекающей меня от работы в студии. Нет, его вторжение было гораздо более серьезным. Я чувствовал, что Юэн желает быть со мной все время. Даже во сне.

            Местом действия кошмара была моя квартира, хотя пейзаж был более широким - достаточно места, чтобы я жил там вечно - и в сильно измененном виде. Я был маленьким, скелетообразным, безволосым существом без гениталий. Между ног у меня была проведена какая-то грубая операция, и рана была зашита бурой бечевкой, которую я хранил под кухонной раковиной. Я спотыкался и постоянно падал, изнеможенный долгим походом по коридору, который во сне был гораздо длиннее. Мое тело было изранено устилающими пол ногтями с пальцев ног. Его желтыми ногтями. Я постоянно испытывал дискомфорт от быстро загнаивающихся порезов на коленях, ступнях и ладонях. Я снова и снова падал на этот странный пляж из обрезков ногтей.

            Передо мной шагало голое существо, светящееся, как бледный червь в серой глине. Мне было плохо его видно из-за жгучей пурги из перхоти и струпьев, постоянно дующей на нас оттуда, куда мы шли. Из гостиной. В ушах, во рту и в носу у меня образовывалось маслянистое вещество, которое приходилось то и дело извлекать. Сочащийся сверху грязный свет частично освещал в этой буре тлена его тело. С тонкими конечностями, большими ступнями и пузатый, он продвигался вперед и махал рукой в воздухе, читая вслух с пачки потрепанных, вырванных из блокнота листов. Нараспев произнося слова, смысла которых я не понимал, он шел ускоренным шагом, в то время как я бежал за ним на поводке, задыхаясь от смрада.

            В квартире тоже было нестерпимо жарко, что лишь усиливало вездесущую вонь. Но Юэн был равнодушен к моему удушью и всхлипам. Мы должны были незамедлительно достичь далекого белесого света, мерцающего сквозь бурю. И в квартире с нами было кое-что еще, чего я никогда не видел. Никогда не смотрел на это, потому что слишком боялся. Скорчившись позади голого, поющего гиганта, чей венец черных волос прилип к черепу и шее, словно его макнули головой в бассейн с жиром, я чувствовал себя безопаснее. Мне приходилось держаться рядом с Юэном и оставаться скрытым от существа, которое ждало впереди, в ослепляющем статическом шуме гостиной. Я инстинктивно знал, что оно старо, полно веселья, и с нетерпением ждало встречи со мной.

            Во сне, Юэн, голый бородатый пророк с брюшком, вскоре стал размахивать своим старым ботинком, словно епископ кадилом. Ботинок был наполнен экскрементами. И шествуя по моей квартире, Юэн пальцем рисовал на стенах фигурки. Детские фигурки. Но хуже всего были те скрюченные существа в похожих на палки деревьях. И я тащился позади него, держа над головой мою лучшую салатницу, сосуд, набитый грязью, чтобы он мог вновь наполнять свой потрепанный башмак. Так мы продвигались по коридору с рисующим граффити Юэном вплоть до того места, которого я вскоре буду неистово бояться. Мерцающая комната, где обитал некто третий. Или нечто, окруженное беловато-голубым потрескивающим свечением. Нечто на потолке, чему поклонялся Юэн.

            Ему пришлось затянуть у меня на горле ремень, чтобы втащить в то белое мерцание, где звук был перевернут задом наперед. Место, в котором я начал задыхаться. И в то же время я был неспособен убежать, поскольку все мое тело одолевало какое-то парализующее ощущение покалывания. И когда я пытался уползти по смердящему, как обезьяний вольер полу прочь, я вновь соскальзывал в то место, прямо под тем существом на потолке, которого так боялся.

            Когда я проснулся, кожу лица стянуло от высохших слез.

            За окном спальни было по-прежнему темно. Я сидел в сырых простынях, все еще хранящих остатки его запаха, в том месте, где он сидел на кровати, осматривая мою комнату за день до этого. И я сразу же обратил внимание на свет под дверью, идущий из коридора, а также на громкую музыку, грохочущую из гостиной и частично приглушенную стенами.

            Музыка? Я посмотрел на будильник. Еще не было и трех часов, но грохот барабанов и какофония жужжащих гитар, обрушились на меня в тот момент, когда я открыл дверь спальни. Я подумал о моих соседях сверху, Холли и Майкле, и решил, что стук в дверь неизбежен.

            Завернувшись в купальный халат, я поспешил по коридору в гостиную. Морщась, закрыл себе рот и нос от свежего натиска специфического запаха. Казалось, он стал еще сильнее, но всего несколько часов назад я тщательно продезинфицировал коридор, ванную и пол на кухне. Как такое возможно? Даже хлорный раствор не мог противостоять ему.