Некоторые не уснут

22
18
20
22
24
26
28
30

            -  Верно.

            Но  Джек знал, где Гектор должен был пройти, прежде чем он доберется до Питчфордов.  Гектор шел в лес с трескучими ветками и шумом океана, по тропинкам, через  скользкие корни деревьев, торчащие из земли, словно кости. Они вместе бегали по  тем местам и наносили их на карту. И Гектор перепрыгнет через тонкий ручей,  пахнущий весельной лодкой, пробежит по полю с высокой травой, более темной, чем  трава в Англии и всегда влажной на ощупь, где они нашли два овечьих скелета и  привезли их домой в ручной тележке, чтобы потом собрать на передней лужайке.  Гектору придется преодолеть долгий путь в темной ночи, пока он не доберется до  дома Питчфордов с высокой оградой и лошадиными подковами, прибитыми к воротам. "Чтобы  отгонять всякое", - однажды сказал им мистер Питчфорд тихим голосом, когда  Гектор спросил, зачем те прибиты к темным доскам.

            -  Нет. Не надо. Нет, - прошептал Джек, не сдержавшись, когда Гектор повернул  дверную ручку. В груди у Джека возник какой-то холодный ком. Поднялся к горлу и  выплеснулся в рот со вкусом дождя. В голове звучали настойчивые, отчаянные  звуки, которые были молитвами, пытавшимися обрести слова. И он крепко  зажмурился, пытаясь подавить эти мысли, будто силился натянуть крышку на банку  с краской. Он делал все, что мог, чтобы остановить рвущуюся из него истерику.

            -  Я должен, - сказал Гектор, с дикими глазами на каменном лице.

            Лоззи  встала и попыталась пойти за Гектором. Джек схватил ее за руку, но получилось,  что слишком сильно. Она поморщилась, вырвалась и топнула ногой.

            -  Джек, не открывай дверь, когда я уйду.

            Это  были последние слова Гектора, и дверь постирочной с щелчком закрылась за ним.

            Джек  услышал, как ноги брата застучали по половицам коридора, и как щелкнул  открывшийся замок на входной двери. Когда дверь закрылась, "китайские  колокольчики" на крыльце издали неуместный легкомысленный перезвон. Затем  скрипнула нижняя ступенька лестницы, и в постирочную вернулись всхлипы Лоззи.

            Утешив  ее вторым рожком мороженого, Джек выдернул морозильник из розетки. Быстро, но  осторожно, так чтобы не шуметь, вытащил шуршащие пакеты с замороженным  горошком, стейками, тушеными яблоками и "рыбными палочками". Сложил  еду в большую раковину для стирки, пахнущую, как бабушкин чулан в Англии. Затем  поставил возле раковины белые корзины из морозильника. По краю морозильника, на  некотором расстоянии друг от друга, закрепил пластиковые бельевые прищепки. Так  чтобы между крышкой и шкафом была щель, иначе они задохнутся, когда закроются  внутри.

            -  Давай, Лоззи, - сказал он, услышав в своем голосе мамины нотки, и почувствовав  чуточку лучше от того, что что-то делает, а не просто сидит и ждет, сложа руки.  Он поднял Лоззи и опустил ее в морозильник. Вместе они расстелили старое одеяло  Шнаппса на влажном дне шкафа, чтобы было теплее ногам.

            -  Оно воняет. И на нем шерсть. Смотри.

            Лоззи  подняла пучок бурого меха, который обычно застревал у пса между когтей, когда  он чесал лапой себе за ухом. Мама и папа не смогли выбросить одеяло пса, на тот  случай, если Шнаппс вернется, поэтому оно оставалось в постирочной, где Шнаппс  спал по ночам. Папина идея насчет того, что собаки должны спать на улице не  прижилась, после того как Шнаппс начал лаять, скулить и, наконец, царапать  входную дверь каждую ночь. "Он слишком изнеженный", - сказал папа. Но  сегодня причина страданий Шнаппса стала более понятной.

            Протянув  Лоззи банку с мороженым и коробку с рожками, Джек забрался в морозильник и сел  рядом с сестрой. Она взяла его за руку своими липкими пальчиками.

            Когда  Джек опускал над ними крышку, он тайно надеялся, что холодный мокрый  морозильник помешает "свинье" учуять их. А еще он гадал, если она  встанет на те черные волосатые ноги, как делала на веранде, не сможет ли  поднять крышку своими свиными копытцами. Хотя он взял с собой в темноту одно  маленькое утешение: "Свинья" никогда не заходила к ним в дом. Пока,  во всяком случае.

            Миссис  Питчфорд вошла в бунгало через пустую алюминиевую раму раздвижной двери.  Разбитое стекло лежало грудой на сорванных в момент вторжения занавесках.  Миссис Питчфорд предпочитала вешать на окна своего дома тюлевые занавески. Ей  не нравилось ощущение "обнаженности", которое большие окна придавали  новым домам. Правительство стало доставлять такие дома на платформах грузовиков  переселенцам, облюбовавшим местность. Ей было тяжело смотреть на красную землю,  обнажившуюся под вырубленными деревьями. Появление этих длинных прямоугольных  бунгало с жестяной обшивкой стен, неизменно душило ее гневом и тоской, что  плохо сказывалось на сердце. И кто знает, чьи взгляды притягивали эти огромные  стеклянные двери, если на них не было тюля. Нельзя было винить тех, кто жил  здесь изначально.

            Все  светильники в бунгало по-прежнему горели. Она посмотрела на коричневые ковры и  оранжевую ткань на мебели, и снова поразилась тому, что сделали англичане со  своими домами. Вся эта огнеупорная пластмасса, белый пластик, узорные ковры, и  большие аляповатые завитки на обоях цвета кофе. Блестящее, новое, хрупкое, и  ничто из этого ей не нравилось. Еще там был телевизор и новый радиоприемник,  серебристо-черного цвета, оба сделаны в Японии. Они заворожили ее, вещи,  которые те бледнокожие англичане привезли издалека и которыми окружили себя. Но  все видели, что англичане и их вещи сразу не понравились старому лесу. Лес имел  обычаи, которые не нравились даже маори (коренное население Новой Зеландии -  прим. пер.), поскольку до них здесь обитали другие существа.

            Стекло  хрустело под ее туфлями, когда миссис Питчфорд пробиралась вглубь дома.

            Кухня  и столовая не имели внутренних перегородок, и были отделены от гостиной лишь  диваном. Не в силах устоять перед соблазном кухни, она прошла на нее и  коснулась вытяжки над плитой. Та походила на большой травосборник на бензиновой  газонокосилке, и миссис Питчфорд снова удивилась тому, что молодые матери  считали необходимыми для ведения домашнего хозяйства. А еще здесь был миксер,  который Джэн однажды показывала ей. Из бело-оранжевого пластика с надписью  сбоку "Кенвуд Чеветт". Серебристый кофейник с деревянной  ручкой, который Джэн называла "перколятором", рядом с формами для  запекания с оранжевым цветочным рисунком.

            Миссис  Питчфорд провела жесткими кончиками пальцев по гладким стенкам пластиковых  контейнеров, которые Джэн выстроила в ряд на кухонной стойке. Они были  наполнены хлопьями, рисом, какими-то там "спагетти", отрубями и  сахаром. Сквозь стенки можно было видеть смутные очертания содержимого. В ее  доме все было деревянным, керамическим, стальным или железным. И она помнила,  что видела такую же утварь, когда была еще маленькой девочкой и помогала матери  готовить еду. Твердая древесина и металл более долговечны. Сегодня от пластика,  ковровых покрытий и "стереосистем" для этой семьи было мало пользы,  не так ли?

            Донесшийся  с улицы звук работающего на холостом ходу двигателя вырвал ее из задумчивости.  Гарольд сказал ей не отвлекаться. Она повернулась и поковыляла с кухни, хотя  взгляд ее был прикован к буфету рядом с обеденным столом. Ко всем этим  серебряным и керамическим безделушкам за раздвижными стеклянными дверцами. Крошечные  лафитники. Маленькие кружки с румяными лицами спереди. Фарфоровые наперстки.  Чайные ложки с узорами на ручках.