Некоторые не уснут

22
18
20
22
24
26
28
30

            -  Что ж, очень рад слышать это, сэр, - сказал старик. - Ну и страху же я  натерпелся.

            -  Не прочь поделиться костерком?

            Из-за  инстинкта самосохранения и облегчения, что он проживет чуть дольше, и,  возможно, даже успеет увидеть то золото, которое по слухам есть возле  Сан-Франциско, старик ответил:

            -  Конечно. Могу еще поделиться тушеной фасолью и лепешкой.

            Старик  ни в чем не отказал бы ему. Солдат знал это. Было время, когда ему стало бы  стыдно, за то, что он напугал ночью старика, но то время безвозвратно ушло.

            -  Я предпочел бы кофе. Еще пара слов, а потом я уеду.

            Старик  кивнул. Борода у него была выпачкана в табачном соке. Лицо было морщинистым,  как сухофрукты в лавке, а кожа бурой, как патока. От него пахло мулом, застарелым  потом, медвежьим жиром, трубочным табаком и дерьмом.

            Солдат  покормил свою лошадь, разговаривая с ней тихим голосом и трогая за уши. Та  прижалась к нему головой, словно послушная дочь. Затем он поправил на шее  накидку из темно-синей шерсти и присел на корточки напротив золотоискателя.

            Огонь  горящего между ними костра потрескивал, отвлекая от царящей вокруг бескрайней темноты. 

            -  Куда направляешься, дружище? - спросил старик, наливая дрожащими руками гостю  черный, как нефть, кофе в жестяную банку из стоящего среди углей кувшина.

            Солдат  не ответил и не отвел взгляда своих бледно-голубых глаз от красной золы костра.

            -  У тебя фасоль подгорает. Давай уже, ешь, - наконец, сказал он.

            Старик  подчинился. Черпая длинной ложкой прямо с шипящей сковородки, он принялся  засовывать фасоль в темную дыру в грязной бороде. Все это время он боялся  оторвать свои большие, с прожилками глаза от солдата, который, сняв кожаные  перчатки, обеими руками держал металлическую кружку.

            Какое-то  время они сидели молча, пока солдат не отвел взгляд от костра и не посмотрел на  скудную провизию старика. Несколько мешков, перевязанных веревкой, две большие  фляги, вероятно, опустевшие уже в первый же день после спуска с гор. Он видел  других, со стертыми ногами и полуобезумевших от жажды, но несущих вдвое больше  запасов.

            -  Тебе предстоит проехать еще пятьсот миль по пустыне. Думаешь, ты справишься?

            Старик  отложил сковородку в сторону. Достал из кармана рубахи трубку, такую же темную  и маслянистую, как и те комки, которыми он принялся набивать ее глиняную  чашечку толстыми, как кукурузные початки пальцами, с ногтями такими грязными,  будто только что чистил ваксой башмаки.

            -  Собираюсь пополнить запасы у Праведников.

            Лицо  солдата напряглось. Он прищурился, взгляд у него посуровел настолько, что  старик отвел в сторону глаза.

            -  Не называй их так. Праведниками. Они таковыми не являются.

            Старик  кивнул.