Авиатор: назад в СССР 5

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вот вы мне и скажите — почему его сбили? — ткнул пальцем в грудь Араратовича Хреков. — Как так получилось, что вы, как ведущий группы в тот момент не контролировали наземную обстановку и вывели всех на засаду?

С каждым своим новым вопросом Хреков всё больше рискует не улететь с этой базы. Насколько нужно быть придурком, чтобы предъявлять такие претензии Бажаняну?

— Если вы спрашиваете напрямую, товарищ генерал, то о засаде я не знал. На то она и засада, — спокойно сказал Бажанян и сделал пару шагов из строя в направлении генерала. — А вот почему в нашем залёте не участвовали вертолёты, которые должны были дежурить в воздухе на такой вот случай, это уже ваше упущение, — тихо произнёс Араратович.

— Я это учту при написании рапорта на вас всех. Я увидел здесь достаточно, чтобы о вашем полку сделать вывод. Свободны! — заявил Хреков.

Пожалуй, это самая грамотная мысль генерала за целый день.

Отдыхать нам, естественно, никто не дал. Не успели мы зайти в класс, как снова поступила команда на взлёт. И так весь день. Цели были в окрестностях того самого ущелья на стыке Хазары и Панджшера. Разрозненные группы моджахедов продолжали сопротивляться, пытаясь вырваться из плотного кольца, которое устроили им бойцы из 346го десантного полка. А вот о судьбе парней из батальона, который оказался зажатым в ущелье, новостей не было.

Очередная моя посадка сегодня. Снова прохожу контрольную точку аэродрома на высоте 4500, запрашиваю снижение и заход по крутой глиссаде.

— Окаб, 212й, заход, — буднично и без каких-либо эмоций запросил я.

— 212й, разрешил заход, контроль за скоростью, шасси, механизацией, — сказал уставший руководитель полётами, который наверняка сегодня не смог даже отойти по нужде за целый день.

Перевёл двигатель на режим малого газа, переворот и пошёл снижаться по спирали. Контролирую скорость и направление, чтобы не уйти далеко от полосы. Серая полоска ВПП всё ближе и ближе. Можно уже разглядеть ремонтируемые недавно участки, которые пятнами усыпали всю полосу.

Прохожу ближний привод, выравниваю самолёт, но скорость большая. Проспал с выравниванием немного. Касание! И пошла непонятная вибрация.

— 212й, не тормози! — крикнул мне руководитель. — Стойка левая дымит!

Ну, всё! Вибрация продолжается, а до конца полосы не так уж и много. По скорости ещё нельзя выпускать тормозной парашют.

Самолёт резко понесло влево, но педалями сумел его удержать на полосе. Скорость выпуска парашюта расчётная. Нажал кнопку и… выпуск! Чувствуется начало торможения.

— Оба наполнились! Успеваешь затормозить, — подсказал мне руководитель полётами. — Срулить с полосы получится, 212й?

Практически полностью затормозив, я сбросил напротив подборщиков тормозной парашют. А вот дальше рулить уже не получается! Используя оставшуюся инерцию, я прижался как можно ближе к боковой полосе безопасности и остановился.

— Окаб, 212й, у меня пневматик, кажется, полностью разлетелся, — сказал я.

— Наблюдаю, 212й. Выключайтесь на полосе.

— 212й, Окаб, понял вас. Я почти на грунте, так что заходящим не помешаю. Спасибо за руководство.

Выпрыгнув из обесточенного самолёта, я осмотрел левую стойку. Ничего критичного нет. Стойка целая и невредимая. Проблема вся в пневматике, который полностью отсутствовал. Позади самолёта и по всей полосе разбросаны его тёмные куски.