— А я знаю! Мне говорили, что когда всем раздавали Устав, лётчики были на полётах, — весело сказала Аня.
Естественно, Хрекову такой афоризм не сильно понравился. Гусько, всё же, сдержался, чтобы не улыбнуться.
— Так, лейтенант, к делу. Сразу скажу, что не понимаю, за что тебе такая честь, — скривил своё плотное лицо Хреков. — Ещё и газета «Правда» здесь. В общем, ты должен сейчас рассказать о своём подвиге. Как, и что ты совершил.
— Пить, — услышал я где-то за спиной шёпот и повернулся.
— Внимательно меня слушай, Родин. Чего вертишься? — возмутился генерал, но я уже настроил свой слух.
— Ребят, медсестру позовите. В туалет надо, — донёсся ещё чей-то голос.
— Есть обезболивающее. Болит сильно, — застонал ещё кто-то.
— Родин, ты оглох? — чуть громче сказал мне генерал, которого я проигнорировал и обратился к Гусько.
— Евгений Савельевич, будь человеком, помоги ребятам,.
В ответ я получил его молчаливое одобрение. Он встал и подошёл к зовущим ребятам, подал воду и лекарства. Кто-то попросил поправить одеяло, поскольку сам этого сделать не мог. Другой парень попытался встать, но его ноги совершенно не держали. Пришлось Савельевичу и ему помочь.
Через минуту появились две медсестры, которые и продолжили ухаживать за ранеными.
Хрекову такая пауза не понравилась. Его выражение лица говорило само за себя.
— Ваше счастье Родин, что вы достойно выполнили свою задачу в бою. Иначе я бы вам устроил, за поведение. Что за мания такая — перебивать вышестоящее начальство? Ваш полк совершенно неконтролируемый. Вас тоже это касается, товарищ Гусько, — сказал Хреков, указывая пальцем на замполита.
— За такое и отсидеть не жалко, товарищ генерал, — ответил Савельевич.
— Товарищи, давайте к делу. Это простое интервью, — сказала Аня, достав свой блокнот. — Расскажите о вашем подвиге подробнее.
Я мягко сказать, удивлён, что теперь выполнение боевой задачи и спасение своей жизни приравняли к подвигу.
— Не было никакого подвига, — сказал я, чем озадачил Хрекова. — Я же спасался от духов, отстреливался, а потом меня эвакуировали.
— Скромничает. Подвиг, подвиг! — заулыбался Хреков.
— Андрей Константинович мне уже вкратце всё рассказал, но хочется услышать лично от тебя. Мы, когда беседовали, он говорил об отправленной им группе на выручку.
Первая мысль была — может, я там, на склоне головой ударился, и память у меня отшибло.