Авиатор: назад в СССР 8

22
18
20
22
24
26
28
30

Доктор посмотрел по сторонам. Народу подошло много, и каждый молчал в ожидании ответа. Тишину нарушил только очередной взлёт пары МиГ-21, уходящих на задание, на форсаже.

— Жить будет. Крови потерял, но не смертельно. Вот только глаза, скорее всего, лишится, — сказал доктор и пошёл в машину, когда его отпустил Томин.

Новость одновременно и хорошая, и печальная. Похоже, что генерал Хреков навсегда простился сегодня с полётами. И как мне кажется, он ни секунды об этом не жалеет.

Смотрю я сейчас на бойцов «Каскада» и экипаж вертолёта. Уставшие, измазанные, кому-то тяжело сдержать слёзы. Выжили ребята, а ведь мы с Валерой чуть было не взяли большой грех на душу. И в этот момент я вспомнил про авианаводчика. Хоть раз бы увидеть этого Тороса.

— Командир, — подбежал я к Томину, который беседовал с Буханкиным, отойдя в сторону.

— Ну ничего себе у вас с субординацией проблемы! — воскликнул разведчик.

— Это ж Родин, — махнул рукой Валерий Алексеевич. — Он всегда такой простой. Чего хотел?

— Я собственно к товарищу Буханкину. Где мне можно найти Тороса? Ну, авианаводчика вашего.

— В госпиталь повезли. Контузия, ранение небольшое, плюс оглох. А в остальном, жить будет! — похлопал меня по плечу Буханкин и я спросил разрешения идти.

Пройдя несколько шагов, услышал, как за спиной Томин говорит обо мне и Валере.

— Это они? Блин! Родин! — окликнул меня Буханкин.

Когда я повернулся, разведчик уже шёл ко мне быстрым шагом.

— Я, товарищ…

— Неважно, — сказал Буханкин и протянул мне руку. — Спасибо за помощь!

Странно. Как сейчас пожать руку человеку, которого я чуть не похоронил под ударом целой тонны двух бомб. Если с иранцем был поединок и он выражал своё уважение, то здесь совесть не позволяет принять благодарность.

— Я не могу пожать вам руку, — ответил я, и поймал удивлённый взгляд Буханкина.

Да, мне не впервой быть на войне. И много смертей своих товарищей видел. Но никогда мне не доводилось стрелять по ним или сбрасывать на головы бомбы. Мозгом можно понять необходимость такого решения, но сердцем сложно. К сожалению, на войне к зову совести и сердца никто не прислушивается.

— Совесть не позволяет? — спросил Буханкин.

— Именно. Мы же вас чуть не разбомбили, — ответил я.

— Родин, ты выполнял приказ своего ведущего, а он вышестоящего командования. В той ситуации нам, кроме чуда, ничего бы не помогло. К счастью, на этой войне уже не первый раз чудо случилось, — улыбнулся он и повторно протянул мне руку.