Ворон Доктора Ф

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если ты реален, докажи.

— О! Моя реальность и впрямь относительный вопрос, однако сила моя не поддается сомнению, как и твоя. Уникальная… — С этими словами чьи-то пальцы обвили обнаженные плечи. Показалось, что вдоль шеи провел почти бесконтактно чей-то кончик носа, видимо, взволнованный запахом кожи и волос, хотя на самом деле Лилия ошибалась. Не тело так волновало пришельца, хотя и оно тоже, обнаженное в бессмысленной пустоте.

Девушка вдруг на миг выпала из своего вечного вопроса и совершенно по-человечески испугалась, но лишь на миг, вскоре ей стало безразлично всякое ее будущее. Тогда показалось и лицо пугающего пришельца: бледное, безразличное, инфернально красивое с неестественно яркой зеленью изумрудных глаз, в тайном экстазе предвкушения рассматривающих юное существо. Но вот внезапно человеческое лицо словно стерлось, на его месте возникло покрытое шерстью уродливое рыльце нетопыря, лишь на мгновение.

— Ты вампир? — предположила девушка, как будто воспринимая как игру происходящее, забывая, что не испытывает вечной своей боли.

Незнакомец рассмеялся, облизывая бледные скептически сложенные в полуулыбке губы, проговорил:

— Нет. Однако ты должна была уже почувствовать, вернее, наоборот, не почувствовать.

— И впрямь… Боли нет! — хотела обрадоваться девушка, однако осознала и иное: — Но… И радости нет… Что ты сделал?

— Я могу спасти тебя от боли, заморозив все ощущения, ты согласна на такие условия? — перешел к делу без объяснений своего происхождения молодой человек, если его можно было называть человеком. По крайней мере, так он выглядел последние несколько минут, украдкой поправляя безупречно аккуратные пепельно-коричневые волосы, обрамляющие неровным перевернутым треугольником узкое лицо.

— А как же радость, раскаяние, любовь? — слабо возразила Лилия, не понимая, почему так спокойно позволяет гладить свои узкие худые плечи его длинным пальцам в белых перчатках. Но все стиралось призрачными линиями.

— Что есть ваша радость и любовь, люди? — рассмеялся вновь невесело незнакомец. — Вот боль — это другое, боль ощущают все: самые ничтожные черви, животные, даже в некотором роде деревья! Боль — единственное реальное ощущение, а что ваша любовь? Либидозное влечение, комплексы, способ идентификации и прочий бред господина Фрейда. Хорошо же я его знал… Однако боль единственное, чего все избегают, счастье — отсутствие боли, вот и все, к чему мы стремимся, а не к Ответу. Если ты не можешь забыть вопрос, позволь мне спасти тебя, заморозить боль.

Долгая тирада прекратилась, Лилия и вправду наслаждалась отсутствием боли, но понимала, что везде сокрыт подвох, недоговорки, поэтому спросила наивно:

— Ты наверняка плохой, скольких ты уже загубил?

— Я плохой? Нет, я просто Ворон, который явился на зов твоего отчаяния, — уклонилось от ответа существо.

— Ясно, так ты был личным Вороном Фрейда? Забавно… Но все-таки… Как же Ответ? Ведь без ощущения вопроса я потеряю малейшую надежду его найти, — колебалась девушка.

— Похоже, ты не понимаешь и впрямь безысходности своего положения, сознание все неумолимее покидает тебя, я давно за тобой наблюдаю, моя Уникальная, — послышался оттенок угрозы в бархатном голосе, но тут же исчез деланной обидчивостью:

— Впрочем, я никого никогда не принуждаю, возможно, кто-то мазохист. Если тебе не нравится наше с тобой соглашение — добро пожаловать обратно в твой мир боли и предательства!

С этими словами пустота начала медленно таять, боль вновь прорезалась сквозь тонкие переборки мозга, загадочного механизма с невидимым неисправимым изъяном. Ужас охватил Лилию, подступил железным кольцом к горлу и вискам.

— Постой! — вырвался нечеловеческий крик отчаяния у нее из груди, на глазах выступили слезы. Как будто отвернувшийся пришелец охотно вернулся, хотя некоторое время он делано ломался.

— Постой, — более спокойно повторила девушка, ощущая, как приятным не затуманенным успокоением охлаждается ее измученный разум, — постой.

— Да-да? Неужели, юная леди, вы изменили решение? — как будто удивлялся незнакомец, оглядываясь и на миг обнажая два ряда аккуратных, безупречно ровных зубов, его смех шел как будто извне, минуя голосовые связки или их видимость…