— Что угодно, но я — никогда не предам!
Лилия поверила. Сомнения таяли, казалось, таких слов она ждала всю жизнь несмотря на любые условия, ей просто всегда хотелось, чтобы никто не предавал ее, не бросал в трудный час, а этот, новый и странный, обещал, очень искренне обещал. Из всех его слов одно только это обещание звучало действительно искренне. Однако он резко выпрямился, самодовольно, но все еще тепло улыбаясь — хотя холодом могил веяло от этого тепла — продолжал:
— Так, отлично, а теперь я попрошу Вас дать мне имя, дабы сделка вступила в силу.
— У тебя нет имени? — удивилась Лилия.
— Ни имени, ни формы — таковы Вороны, — неторопливо объяснял он, и, казалось, где-то глубоко-глубоко в его собственном неведомом подсознании проснулась давняя древняя горечь, но тут же скрылась под черным вороньим пером беспрестанных мыслей и дум.
— Тогда… — вспоминала девушка, но на ум ничего не приходило, кроме одного. Перед своим первым припадком, перед тем, как она уже не могла читать книг, ей очень нравилась история древней Эллады, величие повествования, стройный слог Гомера и тех, кто пересказывал его и описывал мифы и легенды. Поэтому случайно всплыло из успокоенного наконец в реальности сознания имя:
— Я назову тебя — Цетон.
— Как вам будет угодно, госпожа Лилия. Теперь, приказывайте.
Девушка еще не понимала, какую ошибку допустила, не спросив о цене сделки, однако выбора ей действительно не оставалось, теперь она даже не знала, что сказать, однако отчего-то спросила:
— Еще одна просьба, — начала она, на что новоназванный слуга преданным псом вопросительно и выжидательно посмотрел на девушку.
— Я хочу теперь зваться не Лилией, а Розалиндой.
— Как вам будет угодно, госпожа Розалинда. Еще будут распоряжения?
— Да, само собой! Вытащи меня отсюда, я не хочу гнить в этом мерзком месте, — вдруг ощутила радость от властвования новоназванная Розалинда.
— Способ: насилие или дипломатия?
— Дипломатия-дипломатия! — запротестовала девушка, понимая, что Ворон Цетон может выполнить действительно любой приказ.
— Тогда придется подождать несколько дней, — проговорил предупреждающе Цетон.
— Отчего бы нет, лучше подожду сейчас, все равно давно уже здесь. Так вот какое это место на самом деле, надо же… — оглядывалась равнодушная девушка, не испытывая удивления, как будто действительно замороженная.
Она не видела со стороны их с Цетоном лиц, теперь отчего-то уж очень похожих: смотрящие иногда без цели друг на друга, они не выражали ровным счетом ничего. Плотно сжатые, вежливо неулыбчивые губы, равнодушные глаза. Упокоенные это были лица, но не успокоенные… Что-то умерло в них и не обещало вернуться уже никогда.
Прошло несколько дней, в течение которых Лилию, то есть теперь Розалинду, выпустили из изолятора, обследовали, долго беседовали, задавали бессмысленные вопросы и все больше недоумевали, не находя и следов недуга. Девушка совершенно изменилась, стала спокойной, несколько раз вежливо улыбнулась, даже спровоцировала психиатра на шутку, но больше всего извинялась за свое непотребное поведение, ясно давая понять, что такое не повторится.
Кто бы только знал, что теперь творилось в ее душе. А вот ничего! Ничего. В том-то вся беда, что абсолютное ничего, чувства стерлись мистическим ластиком, осталась механическая кукла разума без лишних эмоций. Боли не стало, как и обещал слуга, но, как она и предполагала, не осталось ни тепла, ни радости, ни раскаяния.
ebooksa