Какое бы решение она ни приняла, это произошло быстро. Подобрав одеяние, она побежала, придерживая котомку одной рукой и яростно размахивая другой.
Раскатился гром, и одного из каннибалов развернуло на месте, изодрав его тело картечью.
Она пригнулась и едва не упала, но выровнялась и продолжила двигаться.
— Давай, давай!
Кристо взревел, и дробовик взревел вместе с ним. Упал еще один каннибал, практически перерезанный пополам, из–под которого вылетели ноги.
Он перемещался, то торопясь навстречу послушнице, то широко упираясь ногами и выстреливая еще один заряд. Он целился по линии ствола, будто отстреливающий стадо охотник. Когда повалилась шестая плотоядная тварь, дробовик издал громкое
Они смердели. Смердели как покойники, ведь покойниками они и были.
Последние из сестер пали как раз когда послушница пробежала мимо Кристо. Тот заорал, веля ей не останавливаться. Бежать, бежать, бежать. Возможно, он вел себя эгоистично. Возможно, надеялся, что сестра-послушница найдет его дочь и позаботится о ней. И тогда с его бременем будет покончено. Из него не вышло отца, но быть может, это–то ему удастся сделать. Возможно, он и заслужил гибель от рук мертвецов. «Не кара ли это?» — подумалось ему. Но имело ли что–либо из этого реальное значение? Лишь теперь, увязнув в гуще мертвых, Кристо осознал, что же натворил. Мертвецов множество, а он всего один. Это была жертва, чтобы они смогли убраться прочь.
Нет, это было самоубийство и трусость. Но играло ли это роль, коль скоро итог оказался один и тот же?
Кристо заревел, стиснув дробовик в руках, словно окровавленную палицу, и размахивая им по сторонам. Это была его предсмертная песнь.
А затем все кончилось.
Он был жив, и его окружала настоящая гекатомба.
— Я должен быть мертв, — прошептал он и повалился на колени в кровавое болото.
— Но ты жив, — прозвучал позади него тихий голос. Он почувствовал, как его слегка тронули за руку — так погонщик скота осторожно приближается к разъяренному животному.
— Ты жив, — произнесла послушница, почти девочка по возрасту, — и мы тоже. Благодаря тебе.
Несмотря на кровь, ее волосы с выбритой тонзурой блестели, а лицо явно выдавало юность. Простое, миловидное. Какое было у Карины до того, как мир причинил ей боль, подверг испытаниям связь между отцом и дочерью, истирая ту, пока она, наконец, не разорвалась.
Он обхватил ее руки своими. Пятнать ее кровью с бойни представлялось едва ли правильным, но он устал и уже перестал быть настолько заботлив.
— С ней все в порядке?.. — указал он на Карину.
— Она без сознания. Ранена, мне кажется.