Она так и сделала, после чего отпустила его. Харата попятился прочь и скрылся в темноте вместе со своим господином.
— Я уже чувствую себя в большей безопасности, — заметил Перегонщик, и Моргравия скривилась.
Оставались только бармен и певица в черном, а также пара куртизанок и Перегонщик.
— Ее можно перенести? — указала Моргравия на певицу.
— Яна, моя жена… — проговорил бармен.
— Ее можно перенести?
Он покачал головой.
— Нога. Она ранена.
— Я останусь, — сказала одна из куртизанок. Моргравия заметила, что вторая неотрывно смотрит в темноту, и поняла, что та в шоке.
— Тогда не высовывайтесь и надейтесь, что они бросятся на нас.
Клетка снова прогнулась. Она тряслась, дергаясь туда-сюда, скрипя и перекашиваясь — тонкий металлический барьер между жизнью и кое-чем похуже смерти.
— Не знаю, как ты, — сказала она Перегонщику, — но я лучше умру стоя.
— Я бы предпочел вообще не умирать, — отозвался тот, — но раз уж этого нет в меню…
Бармен тоже встал. Он достал из потайной ниши или еще откуда–то увесистого вида булаву. Она выглядела служебной.
— Шокерная палица, — произнесла Моргравия, когда они втроем заняли свою позицию, стоя почти плечом к плечу и глядя, где клетка не выдержит раньше. — Ты был законником?
— Барак, — сказал бармен. — Я бывший надзиратель, — он кивнул на дробовик. — Это тоже с тех времен.
Моргравия печально улыбнулась ему.
— Да здравствует «Лекс».
Барак стукнул себя кулаком в грудь, отдавая старинный салют. Активированная шокерная палица вспыхнула, распространяя приглушенное свечение.
Перегонщик посмотрел на свой тычковый кинжал.