— Разъезжают на новом «Хаммере» за пятьдесят кусков...
— Это навороченная модель. Как минимум шестьдесят — шестьдесят пять.
— Да. А мы ездим на развалюхах. И еще эти золотые цепочки. Черт бы их побрал. Единственное, что я могу позволить себе носить на шее, — потный воротничок рубашки. Это неправильно.
— Да, неправильно, шеф. — Трей скрестил руки, не скрывая беспокойства на лице. — Но я скажу, что сегодня мы отлично справились. Эти парни еще не скоро решатся продавать наркотики. И... — Трей сделал паузу, чтобы что-то обдумать. — Хочу кое о чем спросить, шеф.
Саттер почесал живот.
— Валяй.
— Украсть у вора — это воровство?
— А?
— Если кто-то преступает закон, а жертва этого деяния сама является нарушителем закона, это действительно преступление?
Саттер не понял, к чему он ведет.
— Ну, ты говорил, будто отец Даррен не считает, что ты совершишь грех, если взглянешь на красивую женщину. Поэтому... Нет, наверное, не преступление.
— Вот и я так подумал, потому, — сказал Трей, роясь в собственных карманах, — пока ты проверял заднее сиденье, я облегчил запястья мальчиков.
— «Ролексы»? — спросил Саттер с некоторым волнением.
— Да, шеф. «Ролексы». — На пальцах Трея болтались два настоящих «Ролекса». Он передал один Саттеру.
— Без сомнений, они куплены на грязные деньги.
Саттер осмотрел часы. Его глаза блеснули.
— Без сомнений.
— Таким образом, можем продать эти прекрасные часы и отдать деньги на благотворительность. Или мы могли бы...
— Мы могли бы даже носить их сами, — закончил Саттер и надел часы.
«Идеально подходят», — подумал он.