Должно же быть свидетельство о смерти, отчет о вскрытии...
— На самом деле, народ любит болтать всякое. Сама знаешь, что это за место. Людям больше нечего делать, вот и треплются, хотя их это совсем не касается.
Слухи порождают слухи — она знала это, как никто другой, — и в конце концов истина растворяется в них так, что ее уже не найти.
— Это странно. Джуди имеет право знать все подробности, касающиеся смерти ее мужа.
— Я сам съездил в морг и попытался увидеть тело, но его уже кремировали. Я просил показать мне отчет о вскрытии, но они сказали, что это конфиденциально, — проговорил Эрни, произнося последнее слово как «канфи-дн-ци-альна».
«Ну, это мы еще посмотрим», — подумала Патриция.
Комната для гостей была уютно обставлена. Гобелены, шторы с кисточками. Самое главное, что не было ощущения чьего-то присутствия, потому что здесь никто не жил, — этого Патриция и хотела. Сквозь закрытые двери французского балкона она разглядела покачивающиеся в лунном свете цветы: анютины глазки, гипсофилу, ромашки.
— Подойдет? — спросил Эрни. — В восточном крыле есть еще одна, поменьше.
— Здесь прекрасно, Эрни.
— Можешь открыть окна, если хочешь поймать ночной бриз. Он гуляет в соснах и приносит их аромат с собой.
— Неплохая мысль. — Она села на высокую кровать. Усталость от долгой поездки настигла ее, и Патриция представила, как растянется на удобном матрасе и заснет с посеребренным луной лицом.
— В котором часу похороны?
— В полдень. В восемь я буду готовить завтрак.
— Звучит здорово. Увидимся утром.
— Спокойной ночи.
Она наклонилась, чтобы расшнуровать кроссовки, и заметила краем глаза, что его тень так и не сдвинулась с места. Причину угадать было несложно.
Патриция наклонилась... а на ней не было бюстгальтера.
Эрни явно любовался открывшимся видом.
Затем она посмотрела на него с тонкой улыбкой.
— Что-нибудь еще, Эрни?