Осокин пробежался трусцой, наддавая иногда в манере спринта, и перешел на быструю ходьбу. Закалять тело надо последовательно, но постепенно. Организм пластичен, и примет ту форму, которой добивается человек. Захочешь — и развернешь могучие плечи. Не захочешь — будешь кисло смотреть в зеркало на дряблые мышцы и отвисшее пузо, которое не втянешь, как не пыхти.
Сопя носом, Марлен пружинисто шагал по аллее, когда вдруг расслышал негромкий плач. Не сразу, но он обнаружил источник негатива — за молодой порослью, на лавочке, сидела молодая девушка в спортивном костюме, и хныкала, сняв левую кроссовку.
— Накололись? — громко спросил Осокин, подходя.
Девушка вздрогнула, поднимая зареванное, но хорошенькое личико, и быстро заговорила по-французски:
— Простите, я вас не понимаю…
— Накололись? — повторил Марлен, перейдя на язык «нации прелюбодеев».
— Нет-нет, просто растянула! Сейчас, допрыгаю как-нибудь…
— Как-нибудь вы допрыгаетесь, — заворчал «попаданец». — Лучше я вас как-нибудь дотащу… Ну-ка, беритесь за шею!
Упершись коленом в скамью, чтобы поберечь спину, он подхватил девушку на руки. С виду она была легонькой, а вот плечи заныли, борясь с притяжением.
— Вы хорошо говорите по-французски, — оценила красотка, глядя недоверчиво, даже пугливо.
— Соседка обучила, — ответил Осокин, кряхтя. — Софья Павловна родилась в Кембридже, а когда началась война… задержалась в Париже — на двадцать лет. Так что тетя Софи и с английским мне помогла, и с французским…
— Наверное, она была советской шпионкой, — предположила ноша.
— Наверное… Уф-ф! Передохнем малость.
Марлен дошагал до очередной скамьи, уселся, а девушку устроил на коленях.
— Меня зовут Клод, — чопорно сказала француженка. — Я родилась в Сан-Тропе, хотя моя мама… она из Алжира.
— Это родство лишь придало вам прелести, — выдал Осокин приятную правду. — Как Изабель Аджани.
— Я тоже снимаюсь! — важно сказала Клод. — А вас как зовут?
— Игнат… Иньяс по-вашему.
— Иньяс… — вымолвила девушка, словно пробуя имя на вкус. — Моя машина… она рядом с воротами парка.
— Уже легче! — ухмыльнулся Марлен. — Ну, что, Диди? Пошли?