– Не думаю, – отвечает Тея. – Среди бумаг Карела есть история о том, как Мельмот приходила в тюремную камеру. Заключенная не совершила никакого преступления и была невиновна. Она просто отчаялась – но Мельмот все равно наблюдала за ней.
– Получается, Мельмот может прийти к любому?
– К любому, кто согласится взять ее за руку, даже если только от одиночества… – невнятно бормочет Тея, ставя бутылку на стол. По горлышку струится вино. – В общем, вчера вечером Карел рассказал мне все это и добавил: он, мол, понимает, что это сказки. Но я не поверила. Я же видела, что он напуган и как-то странно взвинчен. Потом мы выпили, вино ударило мне в голову, и появился кто-то еще – я готова хоть перед судом поклясться, что кто-то в черном подошел к двери… или был здесь все время… видишь, еще один бокал? Три бокала, три стула…
У нее измученный вид, ослабевшие ладони подпирают львиную голову. Хелен встает и начинает прибираться: моет чашки, вытирает тряпкой винные круги на столе. Вернувшись, она замечает, что Тея пришла в себя – по крайней мере, в той степени, в какой это теперь для нее возможно.
– Карел говорил мягко и умиротворяюще, как со старым другом, и я помню, что меня потянуло в сон – будто опускаешься в бассейн с теплой водой. А потом, моя милая Хелен, я не помню ничего вплоть до того момента, как ты сочла уместным от души влепить больной женщине пощечину.
Тея смеется, и поэтому Хелен тоже позволяет себе рассмеяться:
– Прости. Не таким манерам меня учила мама.
Она снова садится за стол и, переплетя пальцы, смотрит на Тею.
– Может быть, она пришла за Карелом, – говорит Хелен, во-первых, потому что это нелепо (Карел Пражан, рука об руку с Мельмот Свидетельницей, шагает по землям Чешской короны в дорогих кожаных ботинках песочно-коричневого цвета!), а во-вторых, уж лучше так, чем если бы выяснилось, что он просто-напросто устал от своей подруги.
– Да, разумеется, – соглашается Тея. От вина ее щеки порозовели, и выглядит она лучше. – Вполне вероятно. Ей бы даже не пришлось долго за ним следить, чтобы поймать его на каком-нибудь прегрешении. – Она обрывает себя и, посерьезнев, продолжает: – У тебя уже есть часть рукописи Хоффмана, можешь взять вторую половину.
Она нащупывает ближайшую стопку листов – ксерокопию книги в мягком переплете.
– Только вот это мне оставь, я еще не дочитала. А остальное забирай. Думаешь, я хочу, чтобы это все так и лежало у меня дома?
Хелен поднимается и, легонько погладив Тею по плечу, начинает собирать разбросанные по столу тетради и бумаги. К счастью, пишет Карел очень аккуратно, и его аккуратность даже настораживает – кажется, будто это почерк студента, который работает без малейшего удовольствия и боится не справиться с заданием. Тут и ксерокопии отдельных фрагментов немецких и французских изданий семнадцатого века, и вырезки из «Дейли экспресс» за тысяча девятьсот пятьдесят третий год. Внимание Хелен сразу привлекает одинокий печатный листок под названием «Мельмот Свидетельница. Основные источники».
– Видела? – спрашивает она и кладет листок перед Теей, чтобы обе они в свете догорающей свечи прочли, что там написано.
1. «Баллада об Уил-Байдинг» [записана в 1921 году Сесилом Шарпом в Корнуолле]
Рудокоп, единственный выживший после обвала на медном руднике Уил-Байдинг в 1823 году, видел женщину с окровавленными ногами, которая «вечно смотрит и ждет» (ПРИМ.: см. у Хансарда??)
2.
[Теодор Шторм (1888)]
Возможно, Всадник – воплощение Мельмот
(? мужчина, не ходит пешком и т. д.)