Куколка

- Шевелись, - прошептал он себе под нос.

Чазз встал и огляделся. Он не слышал щёлканья Матери Пауков. Может быть, она отстала от него, но он ни на секунду в это не поверил. Он шёл по тротуару, смотря на двери домов, не в силах решить, обещают ли они убежище или источают угрозу. Он шёл десять, потом пятнадцать минут, но ничего не видел и не слышал. Он полностью выпрямился, перестав красться и прятаться как какой-то падальщик.

Он шёл более уверенным шагом.

Его мысли прояснились, и он начал думать менее инстинктивно и больше как человек. Ранее он бежал куда глаза глядят. Теперь, когда угроза не таилась за каждым углом, он начал думать, как найти остальных. Потому что, на самом деле, это было самое худшее... быть одному. Люди-манекены, Одноногая Леди и Матерь Пауков - все они, конечно, были ужасны, но от одиночества становилось ещё хуже.

Если бы рядом с ним был кто-то, например Рамона, он бы с радостью сражался вместе с ней (или с ним).

Забудь о Рамоне, тупица. Ты бросил её, когда та тварь схватила тебя. Ты сбежал. Ты показал ей, из чего ты сделан.

Он отказывался думать об этом.

Всё было совсем не так. И всё же мысль о том, что он трус, преследовала его и не отпускала. Она быстро разрасталась в его голове, пока не затмила все остальные мысли.

Он побежал.

Он знал, что бежит не от реальной угрозы, а от самого себя. Он метнулся за угол и врезался в одного из кукольных людей, и они оба упали.

Тварь оказалась под ним.

В те несколько секунд шока, прежде чем он смог подняться, он увидел, что это была Одноногая Леди. Её белый парик почти сорвался с головы и свисал набок, как тряпка. Её лицо было рыхлым и дряблым, глазницы заполняла бездонная чернота.

Чазз закричал и отшатнулся назад, ударившись головой о край здания и увидел искры в глазах. Хуже всего было то, что она пристала к нему. Он ударил её и оттолкнул, но она была прикована к нему. Они вместе покатились по тротуару, но он не мог отбросить её. Он оказался на спине, а она лежала на нём, не двигаясь и ничего не делая, просто мертвый манекен, сиамский близнец, от которого он не мог отделиться.

Он снова закричал, когда её ужасное лицо оказалось в нескольких дюймах от его собственного.

Её лицо рассекали огромные борозды, трещины и глубокие морщины. Чёрные швы тянулись от уголков её рта до лба, где они соединялись с более сложными стежками. Её лицо было словно сшито из трёх или четырех лиц. Швы были настолько тугими, что оттягивали губы от розовых дёсен и похожих на колышки зубов.

Но самым шокирующим было то, что она была жива, хотя и не двигалась. Она дышала, и он чувствовал глухое биение её сердца.

Он ошалело пытался освободиться от неё, но она цепко держалась за него.

Вскочив на ноги, он снова и снова бил её о кирпичную стену здания, пытаясь разбить вдребезги, но она была невероятно крепкой и упругой. Её голова подпрыгивала на обвисшей, дряблой шее, лицо касалось его лица, губы были холодными и жирными, как рыбьи внутренности.

Где-то в процессе она просто соскользнула с него, как сорванная кожа.

Он не побежал.