Черное солнце

22
18
20
22
24
26
28
30

— Приватность обеспечена, — тонко улыбнулся Чэнси.

— Благодарю, Ландо. Вы свободны.

Секретарь поклонился и исчез, а верховный президент направил стопы в западное крыло дворца. Гостиная, где он принимал «Тислава», была выдержана в холодных строгих тонах — белом и голубом. Подходящее место для обсуждения дел в АЗО!

Кутепов, крепыш среднего роста, короткостриженый и гладковыбритый, в непроницаемо-чёрных очках, лениво поднялся навстречу хозяину. Ладно скроенный, спортивный и подвижный, он и не думал комплексовать рядом с высоким Альварадо.

— Буэнас диас, компаньеро![90] — с ухмылочкой поздоровался президент Евразии.

— Буэнас диас, — церемонно ответил верховный.

Как ни хотел Мануэль поддержать лёгкий тон, всегда задаваемый Кутеповым, он не мог преодолеть ту въевшуюся в него манерность, которую принято называть хорошим воспитанием.

— Что, врезали нам «пингвины»? — насмешливо проговорил Мстислав, возвращаясь в объятия белого дивана. — Отдубасили «нанука», как хотели!

— «Пингвины» тут ни при чём, — сухо сказал Альварадо. — Или почти ни при чём. Движение фридомфайтеров возглавил генеральный руководитель ТОЗО, Тимофей Браун.

— Наслышан. Кстати, какого вы о нём мнения, Мануэль?

Верховный президент задумался.

— Браун чем-то напоминает мне вас, Тислав, — сказал он, — такой же простой, доступный, прямой, только… В отличие от вас, генрук ТОЗО непредсказуем и… Право, стыдно признаться, но… В общем, это очень опасный человек.

Кутепов даже не улыбнулся в ответ на признание, кивнул лишь, соглашаясь.

— Как причудливо смешались крови… — промолвил он. — В Тимофее Брауне сочлись гены русского и украинки, белой американки и индейца, апача по-моему. Та ещё смесь!

— Ах, Тислав, — вздохнул Альварадо, — я даже и не знаю, что меня тревожит сильнее — сам Браун или весь проект ТОЗО… Океанцы бешено прогрессируют, в последние два года «утечка мозгов» приняла угрожающие размеры — спецы из Европы, из обеих Америк сплошным потоком устремились на просторы Тихого. Там они находят поддержку своим проектам, подчас просто невероятным!

— А над просторами Старого и Нового Света разносится сытое чавканье… — усмехнулся Кутепов. — В ТОЗО только и слышно: «Вира!» — «Майна!» — «Пуск!» — «Старт!» — а у нас одно «хрум-хрум» да «ням-ням»…

Мануэль сумрачно покивал. В гостиной ненадолго восстановилась тишина, перебиваемая мерными щелчками маятника в старинных часах.

— Я старый человек, — сказал Альварадо. — Недавно сделал себе омоложение — уже третье по счёту. Я хорошо помню времена капитализма, помню, как богачи от жира бесились, а работяги жили от зарплаты до зарплаты. Но я не знаю, хорошо ли, ладно ли то, что я вижу сейчас. Технологии породили изобилие, миллиарды людей зажили на всём бесплатном — это благо? Работают лишь те, кому нравится трудиться, — это нормально? Не знаю! На моих глазах, по сути, сформировался новый социальный строй, которому до сих пор не нашли названия!

Кутепов пожал плечами.

— При феодализме, — сказал он, — правящим классом были всякие герцоги и кардиналы, при капитализме — буржуазия, при социализме — номенклатурные работники, то бишь чиновники. Назовите современное общество неосоциализмом, и не ошибётесь, ибо ныне снова правим мы — бюрократы всех мастей! Мы — элита работников, «трудовиков», «арбайтеров» и… как там нас ещё кличут? А, кстати, вам известно, какое словечко загуляло в народе? «Мастер»! Так стали называть самых крутых профессионалов. Представляете себе? Если так и дальше будет продолжаться, скоро у «трудовиков» появится своя «Бархатная книга». В неё красивым почерком впишут фамилии знатных работников — молодых специалистов, как бы «посвящённых в рыцари», родовитых профи, «возведённых в дворянство»… А слово «мастер» станет титулованием, чем-то вроде «сэра» или «барина». Пуркуа па,[91] если подумать? Разве все эти туристы, мотающиеся по бесплатным путёвкам, курортники и прочий ударно отдыхающий люд — ровня нам? Нам, трудящимся в поте физиономий своих? Мы-то хоть работаем, а эти тунеядцы увеселяются!