Агент

— Действуй, комфлота.

И зампредгубисполкома, державший свой флаг на «Мурмане», тут же развёл бурную деятельность. Канлодки развернулись к Кургоменю задом и открыли огонь из кормовых орудий. От толчков при отдаче срывались двери, отлетали кранцы, трещали перегородки, палубы ходили ходуном. Если бы не железо, сковавшее пароходы, они бы развалились.

— Огонь! — кричал Виноградов. — Огонь!

Снаряды лопались, без толку разрывая землю тощих огородиков, пару раз посекли шрапнелью колокольню. В ответ рявкали морские орудия. Над рекою кружил аэроплан с буквами SBAC на крыльях, корректируя огонь батареи.

— Подкрепление идёт! — проорал Даниил Эктов, тыча рукой в сторону левого берега.

Оттуда, из устья неприметной речки, вытягивалась здоровенная железная баржа «Посейдон» длиною саженей семьдесят — подвижная гидроавиабаза красных. Гидропланы М-5 заводились с трудом — их заправляли не чистым бензином, как английские «сопвичи» и «хэвиленды», а ужасной «казанкой».

Авиатопливо в Республике Советов к октябрю иссякло. Сначала красвоенлёты заливали в баки газолин, потом и эта дрянь вышла. Летали на гептане, на «авиаконьяке» — кошмарном коктейле из метилового и этилового спиртов с примесью серного эфира, а ныне в ходу была губительная для моторов «казанская смесь марки „А“» — болтушка из керосина, газолина, спирта и эфира. Двигатели не переваривали сие пойло — глохли. Аппараты разбивались, лётчики гибли, но те, что выживали, обратно потчевали аэропланы «казанкой» — и поднимали их в небо. За каждый час налёта пилотам приплачивали по 25 рублей «залётных»…

Один из гидро так и не завёлся, а вот другой взлетел-таки. Застучал пулемёт, короткими очередями нащупывая аэроплан-корректировщик. Тот легко поднялся повыше. Ввысь ринулся и «пятак», а потом что-то случилось. С двигателем было всё в порядке, он ревел себе и ревел. Наверное, в том и заключалась отгадка — красвоенлёт просто надышался ядовитого выхлопа — и потерял сознание. Гидроплан завалился на крыло, плавно переворачиваясь кверху поплавками, да так и рухнул на остров Лоза.

— Командир! — заорал потный Талала. — Орудия рашкалилиш! Докрашна!

— Разворачиваемся носом к берегу! Носовые орудия — товсь!

— Заряжай!

— Прицел…

— Огонь!

Залп из трёх пушек подломил колокольню, и та рухнула, подкидывая клубы пыли. Заполыхала тесовая крыша штаба. Нестройно бабахнули полевые орудия с левого берега, оглушительно грохотали шестидюймовки с правого. Вода северодвинская то и дело вставала дыбом, взмётывая тонны мутной влаги в грохоте и вое. Красные канлодки избегали попадания, не позволяя «буржуйским» артиллеристам пристреляться, — они постоянно маневрировали, сдавали то вперёд, то назад. Однако и вреда большого причинить они не могли — лупили по площадям, без толку тратя огнеприпасы.

Неожиданно не повезло «Могучему» — свой же снаряд разорвался в канале орудия, оторвав ствол до казённой части. Грохнуло так, что Виноградов аж присел. Взрыв снёс команду «Могучего» за борт, огонь проник в трюм, возжигая пожар.

— Отходим! — заорал Павлин Фёдорович. — Полный ход! Там триста снарядов…

Он не договорил — снаряды стали рваться. Всю палубу «Могучего» подняло на тугих клубах огня и дыма, изломило и сбросило в реку. Отвалились гребные колёса. Корпус канлодки, смахивавший на дуршлаг, пошёл на дно. Это погасило пожар, но детонация продолжала подрывать снаряды — вода расходилась воронкой, пенной и дымной, волны смыкались над нею опять, и снова река на мгновение обнажала дно.

«Мурмана» качало, валя с борта на борт, расшатывая и без того непрочную обшивку, а потом из-за острова Лоза показались два английских морских монитора — нумер 27 и нумер 33. Их палуба едва возвышалась над тёмной двинскою водой. Казалось, невысокие мачты тянулись из воды, принадлежа потопленным кораблям. Но нет, мониторы не спешили на дно — они шли в бой.

Дуплетом ударили их орудия. Снаряды провыли над головою Авинова. Перелёт.

— Кормой разворачивай! — заорал Виноградов. — Кормой! Задом!