— Истинно так! Кремль устанавливает диктатуру пролетариата — и это правильно, это трижды верно! России нужен восточный деспотизм, а чтобы он воцарился, потребен террор и безоглядная наполеоновская сила. И вот она! — Тухачевский сделал широкий жест. — Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!
В этот момент вагон чувствительно качнуло взрывной волной, донёсся тяжкий грохот.
— Подъезжаем! — хохотнул командарм.
Под защитой орудий бронепоездов, то и дело рявкавших в сторону недалёкой Волги, бойцы 1-й Революционной высаживались из вагонов. Гай махал маузером, призывая «храбцов» в атаку, Авинов задирал руку с наградным браунингом, воодушевляя их же на подвиг, и бойцы орали «ура!», матерились и кричали не пойми что. Кирилл, впрочем, «уряканья» не слыхал — земля то и дело дыбилась взрывами фугасов, неумолчный, убийственный гром канонады дрожал и перекатывался над лесом и перелесками, давил страшным прессом не столько на слух, сколько на дух, отнимая его силу, вселяя страх и разжижая волю. Красная батарея, ещё толком не занявшая позиции, ответила грохотом навстречу, посылая пятидюймовые снаряды в сторону еле видных белогвардейских цепей.
Поймав ошалелого коня, потерявшего седока и трясшего головой, Авинов вскочил в седло. Гаевцы и бойцы Инзенской дивизии сомкнули неровные цепи с «пятоармейцами», широким разливом пошли в атаку на врага.
Стало потише — артиллерия белых перестала мешать землю с небом. Смолкли и пушки красных. Но это было истинное затишье перед бурей — каппелевцы наступали силою огня и железа.
Зелёные туши танков ползли в разрывах цепей, поводя дулами орудий и пулемётов. «Белый солдат», «Тигр», «За Русь Святую», «Доблестный уралец» — каждый «ромбус» был наречён по-своему, будто сухопутный корабль. Изредка постреливая из пушек, пуская пулемётные очереди, танки пёрли неудержимо, и чудилось, их железный поток не остановить ничем.
А от Романовского железнодорожного моста, перекинутого через Волгу, накатывал тяжёлый бронепоезд «Святой Георгий Победоносец», ворочая орудиями.
Цепи 1-й и 5-й красных армий смешались, сбились в толпу. И грянул гром…
Из-за Волги прилетели двухмоторные бомбардировщики «гота», несясь чёрными яйцами авиабомб. А ещё выше летело звено воздушных кораблей «Илья Муромец» — три «богатыря» сразились с красными бронепоездами, сбрасывая на них двадцатипятипудовые бомбы. Мощные паровозы типа «Эр» попытались было сманеврировать, но тучи огня рвали составы на части, подбрасывая вагоны и ломая их в воздухе, сбрасывая под откос, выжигая до гнутых остовов. С отвратительным скрежетом, перебивая даже адский грохот разрывов, лопалась броня, выметывая бешеное пламя. «Красный ураган» скрутило, грузно опрокидывая, выламывая сцепки. Подбитый бронепаровоз скрылся в облаке грязно-белого пара…
Авинов смотрел на всё это инфернальное действо, оцепенев, как и его конь, — бедный гнедок мелко дрожал, изредка всхрапывая.
Мимо, оступаясь и падая на склоне, ничего не видя, пробежал Межиров — без винтовки, без фуражки, волосы всклокочены. Проскакал комэска Тоникс, правя конём одною рукой, другая висела плетью. Начался великий драп.
— Танька! — возопил кто-то. — Братва, танька идёть!
Из рощицы неподалёку, подминая гусеницами подлесок, вылез танк. Толпа бегущих распалась надвое — и припустила ещё шибче, бросая всё — оружие, скатки шинелей, манерки, котелки…
Поворотил коня и Авинов — ему не улыбалось пасть от рук своих же. Гнедок заржал и понёсся, как ветер, как вихрь революции…
…На маленьком полустанке, где, кроме водокачки да железнодорожной будки, ничего больше не было, красноармейцы утишили свой бег — просто не было сил. Шатаясь, все прятались, боясь открытых мест, — мобилизованные крестьянские парни были потрясены настолько, что едва не теряли рассудок. Им, в двадцать лет впервые увидевшим паровоз, тяжёлый бомбардировщик казался взаправдашним Змеем Горынычем, а танк представлялся закованным в сталь огнедышащим чудищем, колесницей диавола.
Наступила ночь и равно укрыла всех: и белых, и красных. Поужинав консервами, Авинов залёг спать в пустой теплушке — бойцы не решались приблизиться к вагону, вообще выходить на открытое место, к путям.
Навалив соломы под бок, Кирилл развалился, как в мягком пульмане. Гнедок пристроился неподалёку от нового хозяина, у дверей, деликатно хрупая сеном. Помахивая фонарём, приблизился будочник, покашлял как-то уж очень знакомо: «Кхым-кхум…»
— Кузьмич? — тихо окликнул Кирилл.
— Я, ваш-сок-родь.
ebooksa