Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики

– А как же ваши лазутчики? – прищурился Репнин. – У вас ведь свои задачи.

– Всей душой, товарищ подполковник, я понимаю свою задачу на войне. Ее можно сформулировать двумя словами, которые написаны на башне вашего танка: «Бить фашистов!» Пока что я не вижу среди наших бойцов вражеских лазутчиков. А бездельничать совесть не позволяет. Хочу быть в боях, как Капотов, как все…

В мирное время та патетика, что звучала в словах Амосова, могла бы резануть Геше слух, но на войне все выглядело иначе. Когда люди ходят по лезвию бритвы между жизнью и смертью, они говорят то, что думают. Их речи между боем вчерашним и боем завтрашним могут отдавать театральностью, но такова уж жизнь на передовой.

– Что ж, лейтенант, – мягко сказал Репнин, – поступайте, как вам подсказывает совесть!

Из воспоминаний капитана Н. Орлова:

«…Это было в 41-м, под Минском – там я встретил своего первого врага. Танк «Т-II» четко просматривался в оптику. До цели было порядка четыреста-пятьсот метров, не больше. И возникла у меня дурацкая мысль, что там же люди! Может быть, другие и по-другому думают, но люди. Они встали перед мостком через ручей, желая, видимо, что-то посмотреть. Один танкист выбрался из танка…

Еще не было уверенности, хотелось убедиться – может быть, это наши. Но когда довел прицел на танк, увидел черную форму и черный крест с проблесками белого на «окраинках», мне стало ясно. Это – враг. Но я ж никогда не стрелял в настоящего врага. Это мой первый выстрел. Кручу колесики наводки, а руки трясутся…

И вдруг я слышу – механик-водитель… я даже имени его не знал. Он был старше меня. Механиков-водителей в учебной части, которым было дай бог за тридцать, мы, мальчишки, считали пожилыми людьми. Так вот, он на меня как закричит:

– Командир, так что же ты? Стреляй! Бога душу…

И чуть ли не матом. Я отжал спуск. Выстрел! Танк дернулся.

– Недолет, мать ети! Выше бери! Стреляй, ну…

Еще выстрел. Гляжу – задымил. Тут уж нельзя было не попасть. У «двойки» противопульная броня, почти как у нашего БТ-7, ее можно с «дегтярева» пробить. Вроде бы еще стрелять, а тут – хлоп! – нам влепили. Мы из танка вылетели как пробки, но все трое невредимы. Подбитый танк остался на том же месте. Мы пока в себя приходили, на нашу «бэтушку» глянули – та уж догорает…»

Глава 3

Окруженец

Высокополье, Харьковская область.

8 августа 1943 года

7 августа 1-я гвардейская вышла к станции Ковяги, перекрыв дорогу Харьков – Полтава. Бои завязались ожесточеннейшие – немцы бросали против РККА и танки, и артиллерию, и авиацию. Зенитный дивизион майора Афанасенко, буквально на неделе пополнившийся пятью ЗСУ на гусеничном ходу, со спаренными 45-миллиметровыми зенитками, служил бригаде хорошим «зонтиком».

Тем не менее в районе совхоза им. Коминтерна танкисты были вынуждены занять круговую оборону, чтобы удержать занятые позиции. Да, враг был бит, бит не единожды, но оставался все еще сильным, «вооруженным и очень опасным».

Фюрер ни за что не хотел терять Украину и бросил на Харьковский плацдарм свои лучшие эсэсовские танковые дивизии «Великая Германия», «Рейх», «Викинг», «Адольф Гитлер» и «Мертвая голова».

Паршиво, но кроме естественных потерь (хотя что может быть естественного в гибели людей?) бригаду ослабляло и командование корпуса, изъявшего практически весь 1-й танковый батальон – его перебросили в помощь 5-й гвардейской армии генерал-полковника Панфилова.

Батю, как прозывали своего командарма сами панфиловцы, Репнин уважал и потому стерпел «изъятие».