Прихватив «вальтер», Репнин высунулся из люка. Языка он не знал, разумеется, но настроение было тако-ое…
– Какого хера тарабанишь? – вызверился он на «стукача».
Тот отпрянул в испуге.
– Ру-усский? – протянул неожиданно усач, сжимавший карабин. – Я понима-ать ру-уский. Что дела-ать русский?
– Русский спасать Миклоша Хорти! – со злостью выпалил Геша. – Немцы, – тут он театрально вытянул руку, – едут убивать регента! Погасить фонари! Быстро!
То ли голос подействовал на венгров, то ли знаток русского языка сумел перевести слова Репнина, а только фонари были погашены. Геша не стал залезать обратно в танк.
Он выбрался на броню и спрыгнул на землю. Позже Репнин и сам не понимал, почему так поступил, но тогда страха не было вообще. То ли бессонная ночь сказалась, то ли нервное напряжение, а только никогда прежде Геша не чувствовал в себе столько властного превосходства.
Он не просил венгров, не требовал, а приказывал, причем так, что его команда должна была восприниматься как веление Господа. И венгры слушались.
Четыре немецкие «двойки» прокатили мимо, направляясь к Венским воротам, и в этот момент грянул выстрел. Лязг и дробот «Т-II» нарушали предрассветную тишину, но грохот 107-миллиметрового орудия разрушил ее, смел, уничтожил.
Снаряд впился в борт «двойки», и взрыв подбросил башню, сорванную с погона. Подбросил всего на полметра, но веер пламени из-под башни фуганул так, что осветил всю площадь перед воротами.
Тут же грохнула пушка «ИС-3». Удар был такой силы, что «двойке», предпоследней в колонне, разворотило борт в районе попадания, вышибло люки и опрокинуло набок.
На этом фоне бронебойный от Степана Корсуна, доставшийся третьему по счету танку, прозвучал скромно. «Двойка», возглавлявшая колонну, остановилась и стала разворачиваться, но не тут-то было.
В свете горевшей бронетехники замелькали силуэты гранатометчиков. Пара выстрелов заставила танк замереть, а разведчики Климова уже поджидали экипаж.
Немцы полезли во все люки, спасаясь, и их тут же выдергивали на свет божий, вязали и укладывали.
Опознав Отто Скорцени, Репнин приблизился к нему и резко спросил по-немецки:
– Где Миклош Хорти-младший? Отвечай! Быстро!
– Не понимаю, – скривил губы «главный диверсант Гитлера».
А губешки-то подрагивают…
– Родин! Посади этого на землю! Ноги под гусеницу!
Скорцени сделал попытку воспротивиться, но куда там…