Наследница тамплиеров

Кошелек исчез.

Нетрудно было догадаться, что обыск провел и деньги конфисковал истопник Жека. Ромуальд поспешил к нему — выяснять отношения.

В вестибюле бани, если так можно назвать помещение три на четыре, где было что-то вроде стоячего гроба — помещения для кассира, уже рвалась в раздевалку Анюта. Жека требовал покинуть вестибюль — вход в женское отделение бани был не здесь, а со двора. Ромуальд, открыв дверь, увидел ее — но и она его увидела. Бросив коляску с уставшим рыдать ребенком, Анюта пошла на Ромуальда. Он отступил, ввалился в дверь, что оказалась за спиной, и захлопнул ее. Но эта дверь не имела ни крючка, ни хоть слабенькой щеколды. Анюта распахнула ее.

Старички, стоявшие кто голышом, кто в подштанниках, даже не поняли сперва, что происходит. Ромуальд кинулся к подсобке, но это был тупик — там бы, в конуре, Анюта его и убила. Он по глазам видел, что женщина впала в амок, вроде филиппинского дикаря, и как ее вывести из этого состояния, Ромуальд не знал.

Оставалась только дверь в помывочную, где хоть было чем отбиться — стояли жестяные шайки для воды.

Ромуальд впервые оказался в банных помещениях «Русского пара» и не знал географии. А география тут была такая — из помывочной можно было попасть в отличную большую парилку, которую для старичков не топили, через парилку — в другое банное помещение, для хороших клиентов, где стояли не дореволюционные каменные лавки, а современные душевые кабинки, а оттуда через две комнаты, раздевалку и вестибюльчик, — во двор, где было удобно ставить машины.

В раздевалке сидел банщик дядя Гера, ел бутерброд и читал книгу про массаж. Вечером ожидалась компания, приходившая дважды в месяц и очень хорошо платившая. Поэтому в семь баня для простонародья закрывалась.

— А ну, кыш отсюда! — рявкнул банщик, приняв Ромуальда за старичка, совсем заблудившегося в банных хоромах.

Дядя Гера был огромен, а ручищи имел исполинские — другими здоровенных десятипудовых дядек не обработаешь. Ромуальда он мог взять за шиворот двумя пальцами и закинуть обратно в господскую помывочную. Но туда гипнотизер не хотел.

— Ой, что это тут у вас? — спросил он, показывая на потолок. — Вон то, черненькое. Смотрите, смотрите, вот оно растет, растет…

Сработало!

— Это паук, — тихо ответил дядя Гера.

— Да, паук. Смотрите на паука, смотрите на паука…

И с этими словами Ромуальд выскочил за дверь, совершенно не беспокоясь, что будет с банщиком дальше и как он выкарабкается из транса.

Остановился он за три квартала от «Русского пара», вообще непонятно где — раньше он, коренной протасовец, в этих краях не бывал. Он даже не знал, что досюда доползает трамвайная линия. На остановке была скамейка, он сел и горестно задумался. Теоретически Анюту общими усилиями должны были выставить из бани. А практически — он не очень понимал, как она себя ввела в такое состояние, и даже представить не мог, когда она опомнится.

Прослонявшись по закоулкам добрых два часа и изрядно проголодавшись, Ромуальд подкрался к бане и стал караулить — не выйдет ли какой посетитель. Наконец появился свежевымытый старичок и охотно рассказал, что дуру выставили, а потом убедились, что она не торчит поблизости и не попытается снова ворваться. Гипнотизер вздохнул с облегчением.

Он пошел к истопнику Жеке требовать объяснений по поводу кошелька. Жека клялся и божился, что сумку не трогал. И он не врал — сумку в подсобке нашел дядя Гера. Банщику понадобились тряпки, чтобы протереть стенки душевых кабин, стулья и стол, массажную кушетку и дверцы шкафчиков. Сумка выглядела именно так, как если бы в ней хранились ненужные лохмотья. Кошелек дядя Гера отыскал нечаянно, заглянул, увидел валюту, развеселился и решил: если что, все валить на Жеку.

Но Ромуальд Жеке не поверил — и какая может быть вера алкоголику? В драку гипнотизер не полез, а попытка пустить в ход эриксоновский гипноз почему-то провалилась — может, потому, что Жека рассердился, стал ругаться, и сосредоточить его внимание на постороннем предмете Ромуальд не сумел.

И оказался он на улице, причем вечером, с мелочью в кармане. Правда, при нем была еще дешевая мобилка.

Делать нечего — следовало звонить Лео, каяться в грехах и просить помощи.