— Я тебе еще нужен? — обеспокоенно спросил Мурч.
— Нет. Держи. — Кречет выдал ему банкноты. — Все-таки покажи там фотку девочкам. Может, что и выплывет.
Расставшись с Мурчем, Кречет пошел в свой кабинет и отпер сейф. Там лежало оружие, которое доставалось раз в неделю обязательно — для тренировок в тире, «ижик» на десять патронов. Хотя Кречет был специалистом по противоугонным системам, но от стрельб не отлынивал.
Зарядив оружие, приладив плечевую кобуру с пистолетом, Кречет вышел во двор и вывел байк на улицу. Дежурного он предупредил, что может вернуться поздно, и на всякий случай сказал, что сперва поедет к заправке дяди Коли. Уговорились также, что каждые полчаса Кречет делает контрольный выход на связь — мало ли что.
И он уехал.
Кречет понятия не имел, что он на самом деле ищет. Лео, рассекающую на «Валькирии» по проселочным дорогам? Хорошо бы она там застряла в колдобине… Лео скажет, глядя в глаза, что просто решила быстрой ездой развеять дурное настроение и словить знакомый кайф. Про сестренку референта скажет: да, познакомил, мы случайно встретились, посидели, разбежались. И — все. Скорее всего, именно это и будет найдено.
Однако Лео видела и опознала девчонку. То, что она так резко прервала общение и умчалась, много чего могло означать. Расстроилась из-за смерти знакомой девушки? Или поняла, кто убийца?
Дядя Коля и тетя Люся очень удивились: Кречет не так уж часто наезжал в гости, и вот второй раз за вечер. Но тетя Люся первая сообразила, в чем дело.
— Нет, не возвращалась твоя красавица, — сообщила она. — Где-то носится.
— Во сколько проезжает сакрайский автобус? — спросил Кречет. Он знал, что примерно в это время идет обратный рейс из Сакрая в Протасов.
— Еще не было, — сказал дядя Коля. — Он обычно на развилке останавливается, баб из теплиц подбирает. Он тебе нужен? Поезжай туда.
Теплицы, бывшие колхозные, одно время стояли разбитые и ненужные, но обрели толкового хозяина, а Протасов и Сакрай получили свои, а не привозные, помидоры, огурцы, кабачки и зелень. Опять же, рабочие места. Десяток протасовских женщин вместо того, чтобы торговать дешевыми колготками на рынке, кормился от тех теплиц: и зарплата шла, и можно было пару помидоров домой прихватить. И что еще хорошо — сама себе рабочий график назначаешь. Тем, у кого дети и внуки, очень даже удобно. Кто-то охотнее всего трудится вечером.
Кречет поехал к развилке.
Он успел поймать автобус, поговорил с водителем. Тот сказал, что уж красную-то «Валькирию» всяко бы заприметил. То есть, ни на пути в Сакрай, ни на пути из Сакрая Лео ему не попадалась.
Значит, свернула направо или налево. Направо — дорога на Богдановку, зачем ей Богдановка? Разве что подкатить с шумом и треском, переполошить всех собак, сделать круг и вернуться? Кречет все же поехал к Богдановке. Он знал там круглосуточный ларек при дороге. Продавщица в ларьке сообщила, что такого стихийного бедствия не случилось. Никто не протарахтел на скорости в полтораста километров, ни туда, ни обратно.
Кречет вернулся к развилке. Ее можно было бы даже назвать перекрестком, поскольку дорог от нее было четыре — на Протасов, на Сакрай и на Богдановку вели вполне приличные шоссейки-двухполоски, а вот налево, если двигаться от Протасова, — что-то вроде довольно широкой и хорошо наезженной тропы через лес. На этой тропе, пожалуй, даже две машины могли бы разъехаться, хотя и с трудом. На кой она Лео, что авантюристка забыла в лесу, — Кречет понять не мог. Но если вспомнить, что тело было поднято на опушке, то можно предположить — Лео поняла в этом деле что-то такое, до чего Кречет пока додуматься не может.
Он поехал через лес. Ехал осторожно — мало ли какие сюрпризы преподнесет такая тропа.
Километра через полтора лес кончился, началось ржаное поле, дорога обогнула его, ушла на север, потом был поворот на восток. Безлюдная местность прямо кричала: тут угодья бывшего колхоза, тут борозда для картошки и свеклы — пять километров длиной. И дорога явно предназначалась для колхозных грузовиков, чтобы вывозить урожай.
Кречет задумался: что понадобилось Лео в этой местности? Он стал вспоминать, нет ли тут чего любопытного.
Вся его жизнь была связана с городом, а деревенские просторы он видел, проносясь мимо в кавалькаде байкеров.