Страна ночи

Взявшись за руки, мы отправились в город – посмотреть, сильно ли он пострадал. Мы увидели мир разных оттенков серого, полный спящих людей. Вокруг беззвучно стояли полицейские машины с включенными мигалками, битком набитые людьми в форме. Там же сновали съемочные группы и зеваки, и сквозь такую толпу невозможно было пройти незамеченными.

Мы угнали машину – то есть взяли на время. Ее дверца со стороны водителя была открыта, ключи торчали в замке зажигания. Мы медленно проехали сквозь толпу: она торопливо расступалась перед нами, как будто машина была заразной. Чтобы избавиться от тех, кто пытался нас преследовать, потребовалось немалое водительское искусство. Я хотела ехать так до самого Бруклина, но Финч заявил, что понятие «взять на время» нельзя расширять до бесконечности.

Телефон у меня не работал, часов ни у меня, ни у Финча не было, и мы никак не могли понять, закат это или рассвет. Тротуары были забиты людьми: весь город сбежался поглазеть на непонятную катастрофу. Такси поймать не удавалось, а в метро мы спускаться не решились. Позже оказалось, что, пока мы были в Стране Ночи, на Земле прошло больше суток. Мы с Финчем шли по мосту, а над изменившимся миром поднималось солнце.

Мы пока не поняли, насколько все серьезно. Не догадывались, что даже если бы телефон и работал, это ничему бы не помогло: мобильная связь пропала по всему городу. Мы шли пешком до самого дома, и под конец Финч так ослабел, что я боялась, как бы не пришлось его тащить. Ключи каким-то чудом все еще лежали у меня в кармане, но, когда я открыла дверь, квартира была пуста.

Эллы не было еще несколько часов. Финч съел все мороженое из морозилки и все макароны, какие нашлись в кухонном шкафу, – с маслом, перцем и пармезаном. Я варила ему одну чашку кофе за другой и смотрела, как он ощупывает глазами все, чего, наверное, уже никогда не думал увидеть. Мы проиграли все альбомы Beatles, какие у нас были.

Потом мы по очереди приняли душ и украдкой поглядывали друг на друга, и только когда я уже переоделась в чистую одежду, а Финч замотался в полотенце и натянул самую старую и растянутую Эллину футболку, – только тогда мы наконец снова поцеловались в темном коридоре, потому что, когда уже не ждешь конца света, набраться храбрости гораздо труднее.

Ни маминого кошелька, ни телефона, ни ключей на месте не было. Это означало, что она ушла и скоро вернется, – я была так измотана, что не хватало сил думать ни о чем другом. Я ощущала вокруг следы присутствия и ее, и Софии. Финч не спросил, зачем я высовываюсь за окно и смотрю на пожарную лестницу, но, когда я заплакала, молча раскинул руки, чтобы обнять меня.

Наконец он устал бороться со сном. Я сняла с дивана подушки, чтобы мы могли там поместиться вдвоем. Тихо напевал Сэм Кук, а за окном садилось бледное солнце. Весь день мы слушали то приближающийся, то удаляющийся вой сирен, как будто город никак не мог успокоиться, но теперь наконец наступила тишина – в городском понимании, конечно.

Я тоже уже засыпала, когда Элла влетела в дом ураганом, громко топая по лестнице, и отчаянно вдавила кнопку звонка, потому что еще с улицы увидела свет в окнах.

Я не стала ей рассказывать все сразу. Элла знала – конечно, знала, – что произошедшее как-то связано со мной, с Сопредельем и с моими расследованиями. Она бегала по городу, искала меня, других бывших персонажей – всех, кто мог бы помочь на меня выйти.

Она так никого и не нашла. И я тоже. Может быть, они залегли на дно после того, что случилось на вечеринке, может, узнали о том, кто такая Дафна на самом деле, и убрались из города, или случилось еще что-нибудь, но только найти их больше не удавалось. Отель, куда я зашла через несколько дней, превратился в призрак: пустое лобби, безмолвные коридоры. Половина ключей висела над стойкой. Мы с Финчем зашли наугад в несколько номеров – просто посмотреть. Но там уже лежал слой пыли. Отовсюду веяло запустением. И я могла только гадать, что же с ними со всеми случилось и куда они исчезли.

Но сначала… Там, в нашей квартире, через несколько часов после происшествия, Элла так налетела на меня, что я думала, на этот раз она и правда ударит, но она только стиснула меня в объятиях. Потом она увидела спящего мертвым сном Финча и закрыла рот рукой. Только тут я вспомнила, что ничего не говорила ей о его письмах.

– Это же он, да? Тот мальчик, который тебя спас?

Спас от Сопределья, хотела она сказать. От моей сказки. Я не знала, как рассказать ей обо всем остальном, о том, что он спас не только меня. Я только поцеловала ее в щеку и напомнила:

– Ты первой меня спасла.

Они понравились друг другу. Сразу же, как только Финч протер глаза, проснувшись от запаха буррито в микроволновке, за которыми я бегала на угол. Еще бы им было друг другу не понравиться. Их все-таки связывало кое-что более чем необычное, и у Финча хватило ума не упоминать вслух об Алтее.

Через два дня я отвезла его в Верхний Ист-Сайд. Город казался одновременно пустым и переполненным людьми и вызывал ощущение не то апокалипсиса, не то карнавала. Целую милю мы пролетели без помех, не обращая внимания на красный свет, а потом двадцать минут ползли по одному кварталу.

Я уселась на капот машины, а Финч зашел повидать отца. Его не было час, два. Я сбегала за пару кварталов за сэндвичем. Через три часа у меня началась паранойя: я стала подозревать, что отец не выпускает его из дома. Держит его там насильно, подальше от меня. Но, когда он наконец вышел, отец был с ним. Он был меньше ростом, чем я себе представляла. Седые волосы, сгорбленные плечи. Руки, обнимающие сына, стиснули в горсть его рубашку на спине. Они так долго стояли обнявшись, что я наконец догадалась отвернуться.

Когда Финч подошел к машине, глаза у него были заплаканными. Да он и сейчас еще плакал и даже не пытался скрыть слезы.

Он так и не рассказал мне, о чем они говорили, но он знает: если захочет рассказать, я выслушаю.