Парень, Оливер Хантсмен, идет за мной через лес, спотыкаясь о корни, кашляя, жадно вдыхая воздух после каждого приступа. Он может не выбраться из Чащи, может повалиться замертво в снег за моей спиной. Парень останавливается, чтобы прислониться к дереву. Он весь дрожит. Я возвращаюсь и приобнимаю его. Оливер выше меня и шире в плечах, но вместе мы продолжаем медленно пробираться через лес. От него пахнет лесом, свежестью. Наконец мы достигаем границы Чащи, перебираемся через ее границу и оказываемся на открытом пространстве.
Я отпускаю парня, и он сразу же сгибается, уперев ладони в колени и жадно ловя раскрытым ртом воздух. При каждом вдохе его легкие издают странный хрипящий звук.
Оливер провел в лесу несколько морозных ночей, пробирался в полной незнакомых пугающих звуков темноте, в постоянном страхе – сверлящем мозг, не дающем уснуть. В таком лесу легко можно сойти с ума. Поехать кукушкой, как у нас говорят.
Где-то рядом журчит подо льдом Черная река – ее звук успокаивает, но одновременно кажется слегка жутковатым. Оливер смотрит в ночное небо, смотрит с таким благоговением, словно давным-давно не видел звезд.
– Нам нужно идти, – говорю я.
Он дрожит всем телом, кожа у него бледная, матовая. Необходимо, чтобы он как можно скорее попал в тепло, оказался подальше от снега и ветра. В противном случае холод все-таки добьет его.
Я вновь обнимаю Оливера, обхватив его рукой под грудь, так что могу чувствовать, как поднимаются и опадают при каждом вдохе его ребра, и мы бредем вдоль реки, пока перед нами не открывается устье, где она впадает в озеро Щучья пасть, на котором почти установился лед.
– Где мы? – спрашивает парень ломающимся голосом.
– Мы почти возле моего дома, – отвечаю я. А затем, подумав, что, возможно, у него шок и он ничего не помнит, добавляю: – Мы вернулись на озеро Щучья пасть.
Он не кивает в ответ, и его взгляд ничего не выражает. Мне становится ясно, что Оливер понятия не имеет, где мы.
– Здесь рядом мой дом, – повторяю я. – В лагерь я тебя отведу утром, тебя нужно как можно скорее отогреть.
Я действительно не уверена, что он сможет преодолеть полтора километра, которые отделяют нас от лагеря для трудных подростков. Отвести его в больницу? Но до нее идти битый час, а дорогу занесло снегом. В общем, у меня нет других вариантов, как только отвести его к себе.
Руки парня дрожат, он настороженно осматривается, дышит неровно и часто, словно боится чего-то в окружающей нас темноте.
Возможно, ему что-то кажется – что ж, тени и лунный свет часто играют с нами в подобные игры. Но я-то знаю, что окружающие озеро Щучья пасть леса безопасны и не похожи на Чащу, в которой я нашла Оливера. Деревья здесь молодые, специально выращенные для древесины, даже сосны, что нависают над моим домом, сравнительно не так давно были саженцами. Все еще в мягкой и светло-зеленой хвое, они тихо качают на ветру своими ветвями, не трещат и не стонут. Эти сосны слишком молоды, чтобы хранить в себе обиды или воспоминания. Чтобы вырастить колдовские чары у своих корней. Одним словом, здесь все не так, как в Чаще.
Мы добираемся до выстроившихся в ряд вдоль берега деревянных домиков, и Фин оживляется, весело бежит впереди нас по снегу.
– Мой дом вон там, – говорю я, кивая в сторону деревьев. Большинство стоящих на берегу домиков – это летние хижины, которые снимают люди, приезжающие в теплые месяцы на озеро Щучья пасть, чтобы поплавать, порыбачить и погреться на солнышке. А мы с мамой никуда не уезжаем отсюда, как и наши предки. Мы остаемся на озере во все времена года, даже в самые суровые. Особенно в самые суровые. Мама не любит приезжающих сюда летом туристов с их грохочущей музыкой, щегольскими спиннингами и яркими пляжными полотенцами. Все это ужасно ее раздражает. А зима, напротив, смягчает мамин беспокойный, нервный характер.
Наш дом стоит в самом конце улицы, он ближе всего к горам и окружен лесом. Спрятался среди деревьев. Сейчас за его темными окнами не горит ни одна лампочка – электричества в поселке нет с той самой бурной ночи.
Я топаю ногами, отряхивая прилипший к сапогам снег, и толкаю тяжелую деревянную дверь, впуская внутрь дома струю холодного воздуха. Фин вбегает в гостиную первым, немедленно устраивается на коврике перед печкой и принимается деловито выкусывать набившийся в подушечки лап снег. Я швыряю рюкзак на видавший виды диван с выцветшей оливково-зеленой обивкой. Его подушки давно продавились и просели почти до самого пола.
– Сейчас огонь разведу, – говорю я Оливеру, который все еще стоит, дрожа, на пороге. Взгляд у него пустой, отсутствующий, как у человека, который уже заглянул за ту сторону, но еще не успел далеко отойти от роковой черты.
Бабушка прекрасно разбиралась в травах и знала правильные слова, которые нужно прошептать, чтобы прогнать проникший до самых костей холод. Она уж точно сумела бы быстро возвратить Оливера в наш мир, который он едва не покинул. Но бабушки больше нет, а я знаю всего лишь несколько снадобий и жалкую горстку заклинаний. В любом случае, этого совершенно недостаточно, чтобы заниматься настоящей магией. Я стискиваю зубы, чувствуя привычную боль в груди от ощущения собственной ничтожности и беспомощности. Я не могу помочь, а ведь очень хотела бы. Я Уокер, но бабушка слишком рано умерла, а мама почти забыла, кто мы такие на самом деле.
ebooksa