Игра с огнем

То, что сказала это зря, Элиза поняла, еще не успев закрыть рот. Она ведь уже давно знала, что в этом городке не стоит кичиться своим материальным положением. Даже мэр отчаянно и бесполезно пытался сделать вид, что он гораздо беднее, чем есть на самом деле, уж ей-то, простой учительнице, и вовсе следовало держать рот на замке. Весь городок жил за счет одного лесоперерабатывающего завода, который устарел уже тогда, когда был построен, а потому большую часть года приносил одни убытки. Людям только несколько лет назад перестали задерживать зарплаты, но даже регулярные, они все равно оставались скромными. Кто мог — держал огород. Впрочем, сама Элиза считала, что дело вовсе не в этом. Просто такой уж был тут народ: все сидят в дерьме, и ты сиди, ишь, чего удумала, уроки по Скайпу дает, деньги лопатой гребет, еще и напоказ выставляет. И это они еще не знали про родительскую квартиру в Праге, сдача которой тоже приносит неплохой доход.

Элиза не выставляла свое финансовое положение больше, чем было необходимо. Она не носила серьги с бриллиантами, жила в обычной двухкомнатной квартире в старом деревянном доме и не парковала под окнами Мазератти. Но все же существовал тот уровень комфорта, которым она жертвовать не собиралась даже в угоду жителям городка: в ее квартире был современный ремонт, дорогая бытовая техника, летом она ездила отдыхать, раз в две недели посещала салон красоты в соседнем городе и носила исключительно хорошие фирменные вещи. И все же презрительное «калоша» иногда летело ей в спину. Ее родители были родом из этого города, но еще в юности уехали в областной центр, а в середине девяностых их пригласили в Чехию. Хорошие спортсмены были нарасхват. Вернувшись сюда, Элиза сразу получила прозвище «чешка», несмотря на идеальный русский в своей речи. А уж вслед за «чешкой» появилась и «калоша». Преимущественно от женщин. Мужчины-то провожали ее совсем другими взглядами и словами.

— И все же вам придется взять дополнительные уроки, — холодно заметила Колченогая. Она уже поняла, что по-доброму с Элизой не договорится, несмотря ни на улыбки, ни на чай из парадных чашек.

— Я преподаю английский, а не русский, — предприняла последнюю попытку Элиза. — И у меня факультатив.

— Факультатив можно и отменить. И вы лингвист. Справляетесь с английским, справитесь и с русским. В конце концов, вы же русская. Даже учительница истории взяла себе несколько уроков. В общем, на вас десятый «А». Изучите его расписание.

Колченогая недвусмысленно посмотрела на нее, давая понять, что дальше можно не возражать. Элиза кивнула, радуясь уже хотя бы тому, что на нее повесили один класс, а не два, как собирались сначала. Тем более десятый «А» ей нравился.

— И еще кое-что, — голос Колченогой изменился, в нем проступил гораздо более привычный арктический холод, и Элиза поняла, что дальше последует что-то не слишком приятное. Хотя куда уж более?

— Что?

Колченогая вытащила из ящика стола какой-то снимок и положила его на стол. Элиза мгновенно узнала и себя, и место, где фотография была сделана. В субботу они с Викой и Катей, ее подругами, ездили в соседний город в клуб. Порой они позволяли себе подобные вылазки, чтобы отдохнуть и расслабиться, выпить по коктейлю, немного потанцевать и пофлиртовать с мужчинами. В их городке было всего одно подобное заведение, и то давно облюбовали лица на десяток лет их младше.

Элизе не казалось это чем-то предосудительным. Она не валялась пьяной под забором, не танцевала у шеста полуголой и не целовалась на виду у всех с незнакомыми мужчинами. Но Колченогая видела это в несколько другом свете.

— Я ведь уже говорила вам о недопустимости подобного поведения, — голосом, которому мог бы позавидовать февральский мороз, заметила она. — Вы ведь преподаватель! На вас смотрят дети!

— И что плохого они увидели? — Элиза недоуменно подняла бровь, еще сильнее сжимая коленями ладони. В тот вечер на ней было даже не платье, к длине которого можно было бы придраться, а джинсы и футболка, причем не самого откровенного покроя, а в руках она держала бокал с «Маргаритой». Никакого яркого макияжа, Элиза всегда красилась строго, подчеркивая тонкие черты лица, никакой вызывающей одежды и текилы рядом. — Это во-первых. А во-вторых, если дети видят меня в час ночи в ночном клубе в соседнем городе, вам не кажется, что это проблемы их родителей, а не мои?

Колченогая задохнулась от возмущения, некрасиво открыла рот, но так ничего и не смогла сказать.

— Я могу идти? — холодно осведомилась Элиза. — Мне нужно подготовиться к уроку и взять в библиотеке учебник русского языка для десятого класса, я не имею ни малейшего представления, что там изучают дети.

— Идите, — зло бросила Колченогая.

Элиза поднялась из-за стола и, не глядя больше на завуча, вышла из кабинета, но вместо того, чтобы пойти к себе, почти бегом бросилась в туалет. Ладони жгло огнем, кожа на них покраснела и вспузырилась, как бывало всегда, когда приходилось сдерживать в себе сильные эмоции, не имея возможности сбросить напряжение.

Ей повезло — в туалете никого не было. Элиза резко повернула кран с холодной водой и подставила руки под ледяную струю. Боль постепенно стихала, исчезали отвратительные пузыри, но кожа все еще оставалась красной. К вечеру на ней появятся шрамы от ожогов, а к утру все исчезнет. Если бы не эта удивительная способность ее тела к регенерации после самых страшных ожогов, она была бы одним сплошным шрамом.

Все еще не вынимая руки из-под воды, Элиза прислонилась лбом к холодной поверхности зеркала и наконец позволила себе заплакать. В подсобке лежала косметичка, она еще успеет привести себя в порядок ко второму уроку.

Глава 3

Большой сарай за домом Максим переоборудовал в мастерскую еще в то лето, когда забрал Яну в аэропорту соседнего города Алексеевска. На это ушли все отложенные деньги и даже пришлось брать кредит, за который он расплатился только год назад, зато теперь здесь можно работать до двадцатиградусных морозов, а в доме не пахло краской и лаком.