С тех пор, как он признался, что я его лучший в мире друг? Или с тех пор, как он обнял меня, прижав к себе, когда я плакала из-за Роксанны Ливингстон, которая стащила из спортивной раздевалки мое белье и стала запускать его, как из пращи, к потолку, где оно зацепилось за пожарный спринклер и осталось висеть на обозрении у всей школы. Джеймс тогда порывался пойти и выбить дурь из этой Роксанны – мне же хотелось лишь, чтобы он как можно дольше оставался рядом, и я боялась ему в этом признаться.
– Нет, – наконец ответил Джеймс. –
Я вскинула голову. Лицо его было совершенно серьезным.
– С того дня, как я начал брать уроки танцев, я мечтал танцевать только с тобой.
«Правда?» – дрогнуло у меня в груди.
Джеймс немного сбавил темп, и некоторое время мы просто покачивались из стороны в сторону, пока наконец не остановились.
– И я еще кое-что мечтал сделать.
– Что же?
– Поцеловать тебя.
И он немедленно осуществил свое желание. От неожиданности я округлила глаза, вцепилась пальцами в его плечо. Наши губы соприкоснулись раз, потом другой, третий. Затем он провел языком по линии смыкания губ, и я невольно вздохнула. Тогда он проник языком внутрь и вскоре отстранился, а у меня все никак не укладывался в голове тот факт, что Джеймс меня целует.
Я изумленно вытаращила на него глаза.
– Здравствуй, – смущенно улыбнулся он.
– Э-э… здравствуй, – моргнув, отозвалась я.
Глядя на меня, Джеймс склонил голову набок, настороженно спросил:
– Ты в порядке?
– Хм… да… Кажется, да.
– Тебе кажется? – как-то нервно усмехнулся он.
Я коснулась языком своих губ. Они мелко дрожали. И вся я дрожала и трепетала от этих новых, чудесных, поистине феерических впечатлений. Я чувствовала себя, словно бабочка, предпринявшая свой первый в жизни полет.
– Почему ты меня поцеловал? – зачем-то спросила я.
– А ты не знаешь? – спросил он, и я помотала головой.