Не обещай себя другим

– Ты виделся с мамой, когда ее освободили из тюрьмы? – говорю я.

– Это я отвез ее на квартиру. И я же нашел ей работу. Она сама попросила меня ничего не говорить тебе. Не хотела, чтобы ты бросился ее разыскивать. Вот почему все эти годы я держался подальше от тебя. Мне казалось, ты без труда распознаешь мою ложь.

– Ты же знал, каким ударом стал для меня ее уход. Ну как ты мог согласиться на такое?

– Я поклялся, что буду оберегать ее… вас обоих. – Он крепче сжимает ручку тележки. – Я люблю ее, Ян. Я поступил так, потому что люблю ее.

Меня переполняет желание ударить этого человека. Это он стал косвенным виновником того, что все последние годы я чувствовал себя сиротой. Но, пока я смотрю на него, пылая от гнева, со мной вдруг происходит нечто странное. Своего рода озарение. Я как бы вижу нас со стороны и понимаю, что во многом мы с ним очень похожи. Что бы ни сделала моя жена – включая тот злосчастный поцелуй с Джеймсом, – я всегда буду любить ее. И будь Эйми на месте мамы, я поступил бы так же, как мой отец.

– Я знаю, ты винил себя в уходе мамы, – продолжает отец. – На самом деле в этом не было твоей вины. Прости, что я представил все так, будто мы ей безразличны.

Не в силах побороть свои чувства, я закрываю лицо руками и делаю то, чего не делал с четырнадцати лет, – горько плачу.

Глава 29

Эйми

Я помню, как Ян впервые рассказал мне про арест своей мамы. Он пояснил, что хочет быть предельно откровенным со мной. Джеймс все время утаивал от меня какие-то моменты, которые касались его семьи, и Ян сочувственно относился к моему желанию понять его прошлое, понять, почему он не общается со своим отцом. Как-то за ужином он изложил мне всю цепочку событий, с того момента, как его бросили на обочине дороги, и до выстрелов на парковочной площадке. Голос его звучал отстраненно, будто рассказывал Ян не о себе, а о ком-то другом. Я слушала, затаив дыхание. Сердце мое разрывалось от жалости к тому мальчишке, каким он был когда-то. Отстраненность, с какой Ян говорил о своем прошлом, была красноречивей любых слов. Прошлое не исчезло. Оно по-прежнему было частью его личности.

Ян говорил о том, что мама никогда не обращалась с ним плохо – по крайней мере, физически. А вот эмоционально… Если честно, я не понимала, почему он пытается разыскать ее после всей той неразберихи, которая царила у них дома. Но Ян никогда не винил свою мать в том, что все так вышло. И лишь после того, как я узнала подробности этой истории, мне стало ясно, почему он не оставляет попыток повидаться с мамой. Яну хотелось извиниться за те фотографии, которые были привлечены к делу. Ему-то казалось, что снимки помогут маме, а в действительности они сыграли на руку обвинению. Подумать только, как долго таскал он на себе груз этой вины!

Я наблюдаю за тем, как он беседует со своим отцом. Говорят они тихо, и Ян сидит, отвернувшись куда-то в сторону. Я не слышу слов, а потому не знаю, с каким чувством воспринимает он это – встречу с отцом, болезнь Стью и все остальное. В какой-то момент Ян поворачивается, и они оба смотрят на меня. Стью с любопытством. Зато на лице Яна читаются боль, гнев и растерянность.

Меня так и подмывает подойти к ним, но я лишь машу им рукой. Я знаю, что мне пока лучше понаблюдать за ними со стороны.

Они усаживаются под большим деревом позади дома. Трава вокруг скамьи густо усыпана листьями, отчего кажется, что сидят они в каком-то парке. Они говорят и говорят, а я терпеливо жду. Ждать я буду столько, сколько необходимо, ведь Яну наверняка потребуется мое участие.

Чтобы не терять времени, я просматриваю почту. Потом звоню Кристен и спрашиваю, как там малыш Тео. По ее словам, это не младенец, а само совершенство. Он хорошо спит, кушает и почти не капризничает. Другое дело, что у Кристен это третий ребенок, и с ним всегда меньше возни, чем с первенцем.

Потом я звоню маме, которая тут же засыпает меня вопросами. Но это не моя история, а Яна. Возможно, когда-нибудь он и поделится ею с моими родителями. Пока же я просто сообщаю, что утром мы вылетаем домой.

Я увлеченно читаю книжку, которую привезла с собой, когда на соседний стул усаживается Ян. Лицо у него какое-то осунувшееся. Долгий перелет, беседа с отцом и поездка в Испанию не прошли для него даром. Он берет мою руку и бережно целует ее. Не стану ли я возражать, если остаток дня мы проведем в отцовском доме? Я ничуть не против. Выбравшись в соседний городок, я покупаю сэндвичи и газировку. Мы обедаем, и следующие пять часов Ян трудится до изнеможения. Он заделывает дыру в прачечной и чинит веранду. Такое чувство, будто он пытается возместить свое долгое отсутствие, втиснув в эти пять часов как можно больше дел.

Оказывается, Стью еще пять месяцев назад перебрался в хоспис. Раз в две-три недели он приезжает на ферму, чтобы проверить, все ли в порядке, а заодно забрать почту. С согласия Стью, я выхожу в интернет и оформляю доставку писем и газет на его новый адрес. Это самое малое, что я могу для него сделать.

Ближе к вечеру мы прощаемся. Ян обещает Стью позвонить, а затем и подъехать, чтобы подписать бумаги. Какие бумаги? Этого я не знаю. На обратном пути Ян почти не разговаривает. Просто сидит, погрузившись в свои мысли.

Мы заселяемся в гостиницу возле аэропорта, и Ян тут же отправляется в ванную, чтобы принять душ. Выходит он оттуда посвежевшим и сразу открывает ноутбук.

– Эл собирается напечатать статью пораньше. Мои фотографии нужны ему завтра утром. – Ян вводит пароль.