50 и один шаг назад

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сначала, – его рука с капельницей на внешней стороне тянется ко мне, но я отшатываюсь от неё, подаваясь назад. Опустив взгляд из-за слёз, скопившихся в глазах отца, я чувствую себя гадко, но пока… не могу позволить ему трогать меня. Мне больно, сейчас я открыта для нападения, я слаба без Ника, и более чувствительная, чем раньше.

– Прости меня, доченька. Прости, что, вообще, поднял на тебя руку, что толкнул, что вот так всё вышло. Я даже не помню, как это произошло. Но меня трясло от злости и от отчаяния, что ты уходишь от меня. Ты моё сокровище, кроме тебя, у меня никого нет. Я любил тебя всю жизнь, работал ради тебя, чтобы ты никогда не знала, каково это – предавать, обманывать и даже мошенничать. Я много делал в жизни ужасных вещей, но всё это было ради тебя, ради твоего будущего. И я не мог остановиться, понимаешь? Просто не мог. А когда я услышал слова про любовь, про честность, про преданность, обращённые к Холду, а не ко мне, то у меня, наверное, помутился рассудок.

– Это всё началось раньше. Ника не было, когда мне было шестнадцать, и ты заставил меня встречаться с Теренсом, а в четырнадцать я участвовала в домашнем показе мод, чтобы мужики, сидящие у нас, могли дома дрочить на ребёнка. Его не было, когда ты то и дело всем рассказывал какие языки я знаю, что умею, чем увлекаюсь, какой у меня характер. Твой рассудок помутился раньше, и это никак не было связано с Николасом Холдом. Это был ты, – отрезаю я, и от вскипевших внутри воспоминаний я вскакиваю, затем снова сажусь.

– Я не думал, что Теренс и правда мог быть наркоманом. У них же есть определённые зрительные отличия, а у него не было, – отвечает он на мои обвинения.

– Потому что с вами он встречался, всегда приняв дозу. У него были расширены зрачки, мокрые ладони, он много пил воды. Но вы всё это списывали на нервы, вот они и были подтверждением моих слов. Проще было обвинить меня в обмане, чем поверить. Ведь никому проблемы не были нужны, а тем более тебе. Его родители только пригласили вас прокатиться на своей круизной яхте по Средиземноморью. Вы никогда не думали о своих детях, поэтому не надо распинаться и говорить тут о любви, – огрызаюсь я.

– Но это прошлое, Мишель. Ведь я сделал всё, чтобы никто больше не мог тебе навредить. Я отдал сумасшедшие деньги за уничтожение доказательств и твоей причастности, – оправдывается он.

– Они обманули тебя, – качаю я головой.

– Что?

– Они взяли деньги и обманули тебя. Мне Ник сказал, потому что он проверил это дело, и это он нашёл каждого из той истории и наказал, как и уничтожил улики. А тебя просто надули, – усмехаюсь я.

– Господи, о Господи, он и об этом знает, – отец издаёт слабый стон, хватаясь рукой за сердце. И я подскакиваю, страх внутри и моя причастность к новой смерти, к смерти отца заставляет меня простить моментально всё, что было, и я кладу руку на его ладонь.

Он поднимает голову, с блестящими глазами от слёз, и я поджимаю губы, не давая себе расплакаться.

– Родная моя, девочка моя, это его… он поступает. Зачем? Зачем же ты сама выкопала себе яму? Я думал, что ты не расскажешь ему. Как сильно он запустил в тебя свои когти, Мишель? Доченька, он сохранит это. Всё, что он делает для тебя, он вскоре пустит против тебя, – быстро шепчет отец, и я отрываю свою руку, отшатываясь от него и его слов.

– Что ты несёшь? – С отвращением кривлюсь я, понимая, что его никогда не изменить. – Он помог нам, он…

– Нет же, сядь и послушай. Ещё пару месяцев назад я был бы счастлив, если бы ты была с ним. Я был бы только за, даже если взять во внимание то, что не он владелец корпорации. Но по словам людей, он был богат. В Оттаве я познакомился с одним человеком, и я упомянул о Холде. Он предложил мне встретиться в более спокойном и тихом месте, обещал рассказать про него. И я согласился, – говорит папа, а я медленно опускаюсь на стул рядом с ним.

– Так вот… – он вздыхает и закрывает глаза.

– Тебе плохо? Может быть, воды? – Предлагаю я, и он отрицательно мотает головой, откидываясь на подушку.

– Я узнал. Но то, что я узнал… я был в шоке. Я испугался и обрадовался тому, что он, как мне показалось, в тот момент не заинтересован в тебе. Я молился, чтобы это было так, – продолжает он, приоткрыв немного глаза.

– А что тебе рассказали? Ведь это мог быть обман, папа. Николаса Холда многие ненавидят из-за зависти, из-за его силы, из-за стиля жизни.

– Это был, к сожалению, не обман, доченька, – качает он головой.

– Тогда я хотела бы послушать, – уверенно говорю я.