– Хм, да. Сколько себя помню, всегда была Лидия, и отец считает, что это неподобающее занятие для нас, – я ещё больше смущаюсь его выражению лица, опуская взгляд и заправляя за ухо мокрую прядь волос.
– Ты совершенно не подготовлена к жизни, – разочарованно говорит он. Его слова, словно сильнейший тупой удар по затылку, и я оказываюсь в настоящем.
– А ты умеешь? – Тихо спрашиваю, всё так же гипнотизируя стеклянный столик.
– Конечно, а как я жил до этого всего? – Усмехается он.
Чёрт! Я чувствую себя настолько отвратительно, что обличительная правда, выливается на меня ледяным душем.
– Прости… прости, Ник, – шепчу я, резко вставая. Мне необходимо уйти, сбежать сейчас, чтобы ещё больше не ощущать себя настолько униженной собой же.
– Мишель, – он хватает меня за запястье, останавливая, и поворачивает к себе.
– Прости, – повторяю, не смотря на него.
– За что? И куда ты собралась? – Довольно грубо требует он, а я уже не могу сдержать этого неприятного покалывания в носу от слёз.
– Я поняла… всё поняла, – говорю, поднимая голову и освобождая руку из его хватки, отходя на шаг от него.
– Что ты поняла? – Хмуро спрашивает он.
– Я никчёмная. Посмотри на себя. Ты идеальный, умеешь всё, знаешь так много, очень умный и сообразительный. Да даже плевать на твою другую сторону. Уверена, найдётся миллион поклонниц твоего мастерства садизма. А я? Изнеженная жизнью амёба без цели, ничего не знающая и не умеющая, живущая на всём готовом. Максимум могу приготовить сэндвич и глазунью, и то, скорее всего, сожгу её. Ведь даже не знаю, как включается плита. Всегда плыла по течению, которое задавали родители, и не желала учиться жизни. Всегда думала, что так и будет. Я лицемерка, ты прав… был прав тогда. Говорила всем, что меня не волнуют деньги, а, оказывается, без них я ничто. Ты не знал ничего с детства: ни этой роскоши, ни прислуги, ничего. А я всегда имела всё, буквально всё и меня даже это не заботило. И я теперь просто ничто. Никчёмная.
Вся правда о себе открывается так ярко и слепит глаза, что они постоянно слезятся, выкатываясь крупными каплями и стекая по лицу. Ужасно. Оказывается, настолько ужасно себя ощущать неприспособленной к обычной жизни, что это очень пугает. Ведь скоро… возможно, скоро наша жизнь резко поменяется. Мы потеряем всё. И что тогда будет со мной? Отвратительно.
– Мишель, ты не никчёмная, – качает головой Ник, но я поджимаю губы и вытираю тыльной стороной ладони лицо.
– Забудь. Наверное, мне лучше уехать… ничего не будет, – эти слова с сильнейшей болью отдаются внутри. Зачем я ему? Я ничего не умею, не знаю, как доставить ему малую толику радости. Да даже накормить не могу человека, который вчера для меня устроил невероятное волшебство, которое никогда не сотрётся из памяти.
Я разворачиваюсь, чтобы подняться на второй этаж и собрать свои вещи.
– А ну-ка стоять! – Грозный оклик заставляет меня замереть, а саму словно сжаться до размера лилипута.
– Крошка, ты всё не так поняла. Я не хотел тебя обидеть, и ты не никчёмная, – уже тише продолжает он, а я качаю головой от его слов.
– Ты глупая, такая глупая, что мне хочется ударить тебя по заднице и выбить эту дурь из твоей головы. Я уверен, что ты миллион раз себя сама избила. Только вот не было ни единой причины, – он подходит ко мне и его руки опускаются на мои плечи.
– Я научу тебя, если ты захочешь. Это будет даже весело и первый раз для меня, как и многое, что связано с тобой, – шепчет он.