Неправильная любовь

– Я не могу, малыш. Не могу позволить себе сделать так, чтобы Мел ненавидела собственную мать. Я не могу, – сквозь стук своего сердца и шум в ушах от пережитых первый раз за всю жизнь таких ярких эмоций я едва могу расслышать его голос.

– Почему она должна ее ненавидеть? – удивляюсь я, хлюпая носом, и поднимаю голову с его груди. – Я знаю, что Элеонор…

– Кларисс, ее настоящее имя Кларисс, – перебивает он меня, а я хмурюсь, возвращаясь в первую ночь нашего настоящего знакомства.

– Ты… ты говорил тогда, что меня попросила Кларисс, – медленно произношу я, стирая слезы со щек.

– Да, я так думал поначалу, – кивает он, выпускает меня из рук, отворачиваясь, и садится на песок.

– Почему ее так зовут… не понимаю, – мотаю я головой, опускаясь рядом с ним.

– Мне было пятнадцать, когда я познакомился с Кларисс. Она была опытной, ну для меня опытной, потому что я был девственником. И я думал, что влюбился в нее, а на самом деле узнал, что такое секс. Мы занимались им везде, просто повсюду. Она говорила, как любит меня, и я отвечал тем же. Ведь я был так глуп и юн. А через два месяца она улетела, но мы обещали переписываться. Через месяц мне пришло письмо от нее с результатами обследования и заключением о беременности. Она просила помощи, а я запаниковал. Ведь я был звездой футбольной команды, я был единственным сыном, я был примером. А тут меня ошарашили тем, что я теперь буду отцом. Я испугался, признаю. И мне нет оправданий, что я так долго думал, как мне поступить. Пошел к отцу и рассказал ему все. Он запретил даже думать о ней, рассказал, что это не первая уловка, на какую я попадусь. Нельзя доверять женщинам. С тех пор наши отношения стали холодными. – Эрик замолкает, а я нахожу его руку, чтобы передать ему силу, которая есть во мне. Я чувствую, насколько ему сложно возвращаться в прошлое. – Через полгода я все же решил поехать, чтобы самому убедиться в том, что Кларисс соврала. Я сбежал из дома и добирался попутками, автобусами, поездами. Я должен был взять на себя ответственность, если все же у меня будет ребенок. Я приехал по адресу, указанному в письме, но… – он тяжело вздыхает и сжимает мою руку в своей. – Но я только встретился с ее родителями, которые кричали на меня, обвиняли в смерти дочери, угрожали. Она покончила с жизнью, забрав вместе с собой моего ребенка. Я вернулся домой, меня больше ничего не интересовало. Я винил себя каждый день, с утра до ночи. А в сумерках, когда спал… урывками… были сны, где я убиваю их, слыша крик и плач еще не рожденного малыша. Я перестал играть, жил в темном мире, уничтожая себя изнутри. Последний год школы я сдал экстерном, лишь бы уехать из дома. Я подал заявку в волонтеры в Африку, и меня приняли. Первым же рейсом я улетел туда, работал, строил дома, но вернулся через восемь месяцев. Точнее, меня перевезли из госпиталя, я сильно заболел. Я уверял себя, что это моя кара небесная за то, что я не успел приехать к Кларисс. Я не помню, как мне удалось выйти из депрессии, но помню маму, которая постоянно поддерживала меня. Я поступил в университет, практически забыл обо всем, но боль только притупилась, оставшись внутри. Я больше не верил никому, влюблялся часто и только на одну ночь. А потом погибла мама, заболел отец, и я обернулся, чтобы посмотреть на свои прожитые годы. Я остался один, тогда решил, что пора прекратить эту никчемную жизнь. Встретил Соню, познакомил с отцом, и он был счастлив, благословил нас. Только вот это был не я. После его смерти адвокат передал мне письмо от отца, где он написал, что моя дочь и Кларисс живы. Он знал об этом все восемнадцать лет, но не хотел, чтобы кто-то мешал мне. Он решил за меня, что эти люди лишние в моей жизни. Я злился, но сорвался и полетел. И я увидел Кларисс, теперь уже Элеонор. Она захотела наказать меня так, потому что я не прилетел по первому ее зову. Но я не мог тогда. Теперь же она ненавидит меня, как и дочь, которую я встретил в тот момент. А потом мне захотелось напиться, чтобы забыться и больше не слышать в голове голоса из прошлого, не видеть перед глазами строчки из письма. Там была ты, а дальше ты уже знаешь.

– О господи, – шепчу я, приходя в себя от услышанного. И я верю ему, полностью верю, ведь я узнаю Эрика в том мальчике, который хотел всеми способами помочь. Я в порыве всех своих чувств обнимаю его свободной рукой за шею, пытаясь контролировать слезы, но они уже не могут не бежать по щекам.

– Мне так жаль, Эрик. Какая же она сука, – я переживаю всю его боль, словно это было недавно, и мне так плохо от этого.

– Мне тоже. И теперь ты понимаешь, почему я не мог сказать Мел правду, – он поворачивает ко мне голову, кладет ладонь на щеку и стирает пальцем слезы. – Не плачь, я не могу видеть этого. Только не ты.

– Прости, я… я просто… ужасно. Но ты должен это ей рассказать, – я вглядываюсь в его глаза, чтобы понять, о чем он думает сейчас, что планирует, но вижу только печаль.

– Нет, я не могу, Хлои, не могу, – он мотает головой, снимает мои руки и встает.

– Тогда я это сделаю, – уверенно заявляю я, вытирая лицо, которое уже опухло от слез.

– Нет, Хлои! Я рассказал не для того…

– Для того, – перебиваю я его. – Я не хочу, чтобы она думала, что ты плохой. Правда должна восторжествовать. И я не потерплю, чтобы ты отдувался за больную суку, решившую, что она Господь Бог.

Я быстро поднимаюсь на ноги и огибаю его, направляясь в сторону дома, от которого убежала на приличное расстояние. Во мне переизбыток чувств, но на первый план выходит непонятное яростное желание защитить Эрика, обличить всех и закрыть собой от нападок Мел.

– Хлои, нет, подожди, – меня хватает за руку Эрик, заставляя остановиться.

– Я не буду ждать. Я пойду и расскажу ей обо всем, мне плевать сейчас на твои слова, – отрезаю я, вырывая руку.

– Черт, я тебе доверился, а ты решила вот так предать меня? – я слышу в его голосе такую боль, что огонь внутри резко заливается ледяной водой, и поднимаю на него голову.

– Нет, Эрик, я не хочу предавать тебя. Но я не могу вынести того, что ты остался без вины виноватым, – тихо произношу я.