– Наоборот, теперь они свободны… по крайней мере, друг от друга.
– Они опасны, знаешь ли, – говорю я, вспоминая их сияющие, полные ярости и страсти лица на сегодняшней Мастерской.
Наши старые Мастерские на чердаке. Вспоминаю топор.
– И поэтому мне страшно, – тихо говорит он. – Правда.
– Я не шучу.
– Я тоже. Посмотри мне в глаза. Ты видишь, как мне страшно?
– Ты спал с ними?
Он красноречиво кривится.
– Клеил?
–
– Ты делал им
Господи, как же ему все это наскучило, особенно этот вопрос.
Но он решает мне подыграть.
– Кто же я, по-твоему, монстр?
Да. И тебя породила я.
Я убираю волосы с его глаз, потому что меня бесит, что их совсем не видно. То же самое делала Кэролайн со мной. Она зачесала мою «занавеску сучности» назад и вплела в запутанную корону косичек.
Он обнимает мое лицо голыми ладонями без перчаток. Но меня не очаровать и не подчинить прикосновением мужских ладоней. Пусть я и чувствую каждую линию, каждую впадинку, и… Я невольно закрываю глаза – такие они теплые, такие мягкие.
– Саманта, – говорит он. – Так тебе понравилось или нет?
Наблюдать за тем, как они унижают самих себя и друг друга? Как вопят друг на друга? Как обнимают лишь свои нежно-розовые, покрытые порезами и синяками руки? Читают особенно мерзкие отрывки из рассказов, написанных в любовной горячке? Наблюдать за тем, как их смешивают с грязью за их чувства и творчество? Как их упрекает Фоско?
Я говорю ему – нет, не понравилось, и в этот момент он мягко наклоняет мою голову так, словно я киваю.