Кошки-мышки

— Они были еще слишком маленькими. Сестра вообще ничего не помнит, ей, как я уже говорил, и года тогда не было. Брат помнит, но мне кажется, он помнит то, что рассказывал ему я. Своих воспоминаний не осталось.

Возможно, Яна спросила бы что-нибудь еще, ведь очевидно, что разговора Никита Андреевич не избегает. Может быть, не видит смысла скрывать то, что она и так легко узнает, а может, ему просто захотелось выговориться. Не так уж часто встречаешь людей, которые верят в твои способности, это Яна хорошо знала. Может, и спросила бы, но перед ними выплыли из темноты больничные ворота, и Никита Андреевич притормозил, проезжая их. Вдалеке уже виднелась темно-синяя дверь, ведущая в отделение судебной экспертизы, возле которой на лавочке сидела фигура в красном пуховике, накинутом поверх белого халата.

Фигурой оказалась Лера. Увидев их, она поднялась со скамейки и шагнула ближе. Лицо ее было абсолютно безмятежным, а голос, когда заговорила, ровным, и только чуть подрагивающие пальцы давали понять, что случилось нечто не просто экстраординарное, а действительно пугающее. Правда, как вскоре выяснилось, случилось давно, еще до обеда, поэтому у Леры было время прийти в себя, но Яна уже достаточно неплохо успела узнать эту молодую женщину, чтобы быть почти наверняка уверенной в том, что и сразу после происшествия она выглядела невозмутимой.

— Как только следователь и криминалисты уехали, я позвонила тебе, — говорила она, ведя их длинными коридорами в свое холодное и мрачное царство.

— Я был еще в университете, поэтому захватил Яну, — ответил Никита Андреевич.

Они вдвоем шли впереди, а Яна едва поспевала за обоими. Она уже выяснила, что случилось, а потому какая-то неведомая сила придерживала ее за шиворот, мешая идти. Хотя почему неведомая? Очень даже ведомая. Сила называлась страхом. Яне было банально и некрасиво страшно, но никто не спросил у нее, хочет ли она это видеть, а потому она молчала. Стыдно было признаваться, что не хочет. Поэтому, торопясь по узкому полутемному коридору за двумя старыми друзьями, Яна мысленно уговаривала себя не грохнуться в обморок. И если это удастся, она будет страшно собой гордиться. А еще обязательно расскажет папе, чтобы он тоже гордился.

— Как все произошло? — спросил Никита Андреевич.

— Как, блин! — в сердцах воскликнула Лера, и этот возглас, пожалуй, сказал все еще лучше дрожащих пальцев. — Провожу я вскрытие, никого, кроме того несчастного, не трогаю и вдруг чувствую запах. Запах горелой плоти, его ни с чем не спутаешь.

Яну уже замутило, но она продолжала мужественно преодолевать метры, закованные в светло-зеленую кафельную плитку.

— Я удивилась, таких покойников у меня нет, откуда запах. Пошла посмотреть и поняла, что воняет из холодильников. Знаешь, — она сбилась с шага, бросила взгляд на Никиту Андреевича и тут же продолжила: — Я как-то сразу поняла, что произошло. Вот словами мысль еще не оформилась, а интуиция уже подсказала. Так что даже гадать не стала, какой холодильник открывать.

Яна тоже догадалась бы. Если бы не знала, что произошло, вот прямо сейчас и догадалась бы. А что тут гадать? Они ведь с самого начала подозревали, что самовозгорание первой жертвы могло быть не случайностью. Вот теперь и ведьма… А значит, девочка-циркачка будет следующей.

— Почему не сработала пожарная сигнализация? — задался справедливым вопросом Никита Андреевич.

— Дыма как такового не было. Вообще, я тебе признаюсь, это было самое необычное зрелище из всего, что я видела в своей жизни, а после того, как сошел с ума мой кухонный шкафчик, я думала, что видела все.

Несмотря на ужас ситуации, Яна не удержалась и улыбнулась. Теперь, вспоминая ту ночь, она уже могла улыбаться, хотя тогда им обеим было не до смеха.

— Опиши, — попросил Никита Андреевич, и голос его неуловимо изменился. Будто спрашивал уже не просто Кремнев, а экстрасенс, настроенный на работу.

— Тело не горело, и я даже не могу сказать, что тлело… Оно чернело. Будто нормальная плоть просто медленно заменялась горелой, понимаешь?

Никита Андреевич кивнул, а вот Яна ничего не понимала. Как такое может быть? Как тело может сгореть, но при этом даже не тлеть. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что она изо всех сил старалась себе этого не представлять.

— Будто… — Лера замолчала, подбирая слова. — Будто оно горит в другом месте, а здесь я вижу только проекцию.

Они дошли наконец до тяжелой металлической двери, и Яна не удержалась, остановилась. К сожалению, Никита Андреевич это заметил. Обернулся, внимательно вгляделся в ее лицо. Наверное, снова эмоции считывал. И то ли у него получилось, то ли все эмоции просто-напросто были написаны на ее лице, но он спросил:

— Яна, вы точно хотите на это смотреть?