К Макарову, оказавшемуся Владимиром Алексеевичем, ехать решили вдвоем со следователем. Заранее не стали звонить, чтобы не раскрыть карты и не напугать, если ему все-таки есть чего бояться.
Дверь им открыла женщина лет сорока со страшно уставшим лицом, будто на календаре был вечер пятницы, а не полдень понедельника. Впрочем, едва только войдя в квартиру, оба поняли, что здесь идет активный ремонт, а потому усталость несчастной жилички вполне объяснима. Ремонт способен вытрепать нервы даже самым стойким и отнять у них все силы.
— Добрый день, а Владимир Алексеевич дома? — поинтересовался Воронов, не представляясь.
На лице женщины скользнуло недоумение, будто они ошиблись адресом, а затем она нахмурилась и посмотрела на следователя исподлобья.
— А вы кто?
— Вопросом на вопрос отвечать некрасиво, — внезапно обезоруживающе улыбнулся Воронов, но женщина помрачнела еще сильнее.
— Владимир Алексеевич скончался полтора месяца назад, — с заметным сарказмом ответила она.
Вот это поворот! Лосев едва удержал челюсть от позорного падения на пол. Значит, они все-таки ошиблись и Макаров тут ни при чем. Эх, а не сменилось бы начальство в больнице, наверняка знало бы о смерти своего врача, и им не пришлось бы тратить время на отработку заведомо провальной версии. Нет, все-таки долбаный ковид!
— Точно? — зачем-то спросил Воронов, будто подозревал женщину во вранье.
— Нет, я шучу! — озверилась та. — Вы кто такие?
Воронов наконец вытащил корочку и представился. Женщина смягчилась. Остались еще в наше время люди, для которых полиция имеет некий авторитет. Жизнь подсказывала Лосеву, что обычно эти люди либо имели какой-то положительный опыт общения и решения вопросов с сотрудниками внутренних дел, либо — что, к сожалению, чаще — кто-то из близких родственников служит в органах.
Женщина представилась Людмилой и пригласила их войти.
— А зачем вам мой покойный муж? — поинтересовалась она, ставя чайник на плиту и не спрашивая, будут ли они чай. А они будут, кто отказывается от горячего угощения в декабре?
Говорить ей о том, что еще пять минут назад ее покойный муж был подозреваемым в деле о серийных убийствах, Воронов, конечно, не стал.
— Его фамилию мы нашли в карточке Юрия Любимова, вот и хотели расспросить о полученных Любимовым травмах, — лаконично ответил он.
— Что, подозреваете в мошенничестве? — поинтересовалась Людмила, выставляя на стол вазочки с вареньем, печеньем и свежими булочками.
— Почему вы так решили?
— Сами же говорили, что отвечать вопросом на вопрос некрасиво, — хмыкнула женщина, но тут же продолжила: — У Володи было много пациентов, обо всех он мне, конечно, не рассказывал, но о Любимове я слышала. Мужчину сильно избили, Володя не был уверен, что он выживет. А он выжил, пришел в себя и начал обо всех в отделении разные вещи рассказывать: кто с кем спит, кто спирт неправильно списывает, кто чужую машину на парковке поцарапал и не признается. Ох невзлюбили его в реанимации! — хохотнула Людмила. — Быстро в хирургию перевели, но он и там себе врагов нажил. Лежит парализованный, слепой, а все про всех знает. Вроде как после травмы и клинической смерти ясновидящим стал. Муж считал, что он просто внимательно слушал, кто о чем говорит, и делал нужные выводы.
— А вы? — спросил Воронов.
— Я тогда так же считала.