Голоса из подвала,

22
18
20
22
24
26
28
30

Нынче там проживало шестнадцать с половиной тысяч человек, и население с каждым годом уменьшалось. Огни Москвы манили плавскую молодежь, уводили прочь от цветущих берегов Плавы, утреннего леса, летних костров.

– Чего ж не приезжаешь? – поинтересовался Санька, щуря на Вадима красноватые веки.

– Не к кому. Родня умерла. Домик наш на Островского продали.

– Я тоже на Островского жил, – произнес попутчик.

– Да ну! – искренне обрадовался Вадим. – Ты какого года? Я на нашей улице всех пацанов знал.

Он примерился к парню взглядом, но прошедшие годы и натянутый на лицо попутчика мокрый шарф не давали угадать в нем кого-то из плавских Санек.

– Я старше тебя, – уклончиво ответил парень.

За стеклом бушевал ливень. Фары проносящихся машин походили на звезды с картин Ван Гога.

Вадим стал перечислять центровых пацанов из восьмидесятых и девяностых, но Санька никого из них не помнил. Тогда он заговорил про уголки, известные с детства, любимые места для игр, купания. Лесные сокровищницы, полные патронов.

Санька односложно подтверждал:

– Ага. А как же. Помню-помню.

При этом его желтые, тоже вангоговские, глаза сверлили водителя, а пальцы постукивали по острым коленям. Пальцы были такими длинными, будто состояли из пяти-шести фаланг, словно костяные пауки, перебирающие лапками.

Вадим говорил без остановки, но с каждой минутой ностальгический пыл угасал, сменяясь неприятным холодком. Заостренные черты попутчика вдруг напомнили ему посмертную маску. В салоне было тепло, но справа от себя Вадим явственно чувствовал источник холода, будто сидел возле открытого холодильника. Теперь он ощущал и едва уловимый запах: сладкий и смутно знакомый. Почему-то он вызывал в памяти похороны, лежащую в гробу тетку.

Чем страшнее становилось Вадиму, тем быстрее он говорил:

– А байку про железнодорожный мост слышал? Там до сих пор колючая проволока, да? Ну, ясно: стратегический объект. Поезда постоянно ходят. У нас в детстве говорили: если сделаешь шаг за проволоку, военные без предупреждения откроют огонь. И у каждого был знакомый, которого на мосту расстреляли. Чушь, понятное дело, но мне интересно, кто-нибудь пытался на мост выйти?

– Я другую байку знаю, – сказал земляк тихо, – про чернобыльское облако. Слышал такую?

Вадим кивнул. Да, нечто подобное он слышал.

В восемьдесят шестом, когда рванул реактор, родители хотели отвезти его к бабушке, подальше от Чернобыля. Про радиацию тогда толком ничего не знали, масштаб катастрофы осознали много позже. Но Тульская область в любом случае казалась безопаснее близкого к Припяти Киева.

Буквально в последний момент шестилетний Вадик сильно заболел. Врачи констатировали отравление, никак не связанное с чернобыльской трагедией: мальчик попросту напился чернил. Вместо любимого Плавска он попал в больницу, о чем горько сожалел. Пока ему не рассказали про облако.

Информация эта не была официальной, но люди говорили вот что.