Восхищение

Для чистоты эксперимента он выпил тоже, но почувствовал себя дурно и бросился в туалет. Его рвало долго и сильно. Кажется, внутренности вспыхнули огнем и поджаривались. Все это время перед глазами танцевали бесы. Происходящее явно доставляло им удовольствие, хотя сам Бережной уже не был уверен, что затея хорошая. Он хотел еще секса, но Марина явно закончила эстафету.

Бережной задумался над тем, как бы выкрутиться из ситуации, поэтому, выйдя из туалета, не сразу заметил стоящую в коридоре маму.

Вообще-то у нее была ночная смена в котельной, и она не должна была прийти. Однако же стояла у входной двери. А Бережной стоял перед ней – голый, потный, пьяный, с раскрасневшимся лицом и каплями рвоты на губах.

– Ах ты мразь, – сказала мама тихим уставшим голосом. – Докатился… Я из тебя человека хотела сделать. Дала тебе шанс! И как ты им воспользовался, а? Стал похож на придурка какого-то. Тебе место в психушке! Что ты снова вытворяешь? Из окна собрался прыгать? А, нет, это уже было. Может, повеситься решил, наконец? Или вены себе вскрыть? Что там у тебя?

Она бросилась к комнате – как-то очень резво для сорокалетней женщины – и застыла на пороге, издав удивленный вздох. Бережной выглянул из-за ее плеча, разглядывая пустые бутылки из-под водки и дольки лимона, разбросанные по полу, лежащую на кровати Марину с задранной юбкой, с трусиками, повисшими на левой ноге.

– Вот так ты, значит, меня ценишь… – пробормотала мама. Голос у нее все еще оставался тихим и уставшим. – Пока меня нет – развлекаешься с шалавами. Водку пьешь, да? Разве таким я тебя хотела воспитать?

В этот самый момент Бережной испугался. Страшно было увидеть мамин взгляд, когда она повернется. Ему стало дурно, ноги подкосились и перед глазами с ужасающей ясностью принялись танцевать бесы.

Они ведь не успели наесться.

О, какой же чудесный это был танец. Сладкая медленная музыка, мужское пение, завораживающие угловатые фигурки, извивающиеся в непростых движениях. Они шептали что-то о неуязвимости, счастье, пьяном сексе и запахе гнили.

Потом бесы растворились, а музыка осталась. Она лилась из компьютера – далекая мелодия, что-то из старого рок-н-ролла. Литл Ричард или вроде того.

Бережной понял, что он все еще пьян. Голова кружилась, а губы пересохли. Язык будто прилип к нёбу. Хотелось пить.

Он почему-то сидел в углу своей комнаты, около окна, прислонившись щекой к горячей батарее. Боль привела его в чувство: по обожженной щеке словно провели наждачной бумагой.

Еще болели запястья. Рукам что-то мешало. Он постарался повернуть голову и обнаружил, что прикован к трубе наручниками.

Мама сидела на краю застеленной кровати. В комнате вообще было чисто: исчезли бутылки, лимон, рюмки, использованные презервативы. Куда-то делась Марина.

– Наконец-то, – сказала мама.

– Что происходит? – звуки изо рта вырывались со скрежетом и болью. Бережной поморщился, вызвав в уголках глаз искорки бесов.

В настоящем, не иллюзорном, мире эта медленная музыка его раздражала. Как и мужской голос. Он был слишком бархатным.

– Я же тебе сколько раз говорила, что ты идиот? – спросила мама.

Она сидела, чуть подавшись вперед, упершись локтями в колени, словно очень устала.

– Помнишь, когда ты прыгнул в тот котлован с грязью? Меня еще вызвали в школу. Я чувствовала себя дурой, потому что меня отчитывала женщина вдвое младше меня. Я тогда сказала, что ты идиот. Немного… того. У тебя в голове как будто что-то сломалось, и ты совершенно не думаешь о риске. Не боишься умереть. Я тогда уже стала замечать, что у тебя как будто резьбу сорвало. Но мне казалось, что это мальчишеское, подростковое. Все мальчишки не думают о смерти и лезут кто куда сломя голову. Перерастешь…