Восхищение

Как мы обнимались ночами, какая у нее гладкая, бархатная кожа. И любовью мы занимались нежно, неторопливо – в отличие от Леси, которая была неудержимой в постели, готовой на самые буйные эксперименты.

Я зашел в пустую квартиру, разулся и бесцельно бродил по комнатам. Выдвигал полки шкафов и тумбочек, перебирал белье, разглядывал содержимое ящиков на антресолях и на балконе, добрался до кухни, где тоже все внимательно осмотрел. Я не знал, что ищу и зачем. Мне вдруг захотелось найти какое-нибудь доказательство Ксюшиных слов. Восковые свечи, остроконечную шляпу, гадальные карты – что еще может принадлежать ведьмам? – волосы жертв, например. Именно сейчас показалось, что в этом есть смысл.

Леся застала меня в тот момент, когда я разбирал тумбочку под телевизором.

– Что-то потерял?

Я поймал ее мимолетный взгляд на лежащую на полу фотографию.

Улыбка.

– Зай, что происходит?

Почему-то показалось, что она сразу все поняла. То есть ей не надо было объяснять причину моего странного поведения. Она и правда была ведьмой.

– Ты правда это сделала? – спросил я, продолжая сидеть на ковре у телевизора. – Приворожила, да? Заставила полюбить. Я только сейчас вспомнил про эти твои открытки, которые приходили раз в неделю. И ты меня сфотографировала… А еще что сделала? Как там у ведьм принято? Подсыпала что-нибудь в чай. Зелье приворотное или еще какую штуку?

Она продолжала улыбаться, застыв на пороге: руки убраны в карманы плаща – ее худой фигурке очень шел этот плащ, – на запястье болтается сумочка, оперлась плечом о дверной косяк. Волосы распущены, лежат на плечах, закрывают тенью лицо.

Я взял фотографию:

– Смотри! Это моя дочь. Ее Леной зовут. Я при тебе хоть раз о ней вспоминал? Не припомню. И знаешь что? Она болеет! У нее какое-то… колдовство, что ли? Смертельная болезнь, о которой никто ничего не знает. Ксюша говорит, будто ты ее прокляла.

– Прокляла. Ага. Смешное слово.

– Это правда?

Мне вдруг нестерпимо захотелось стереть с ее лица улыбку. Как будто в улыбке было дело. Впервые за годы нашей совместной жизни я почувствовал к этой женщине ненависть и отвращение.

– Как ты это делаешь? – спросил я. – Расскажи! Почему я живу с тобой?

– Может, потому, что мы любим друг друга?

– А я смотрю сейчас на фотографию и понимаю, что любил их. Их, понимаешь? Ты – это мимолетный роман в Сочи, но не любовь всей жизни. Как у тебя получилось?

И вот тут улыбка исчезла. Леся рванулась ко мне, выхватила фотографию, смяла ее, разорвала и швырнула через плечо ворохом хлопьев.

– Значит, так, любовник хренов! – зашипела она, упав передо мной на колени, почти коснувшись губами моих губ. – Мне эти твои заскоки ни к чему. Мы – семья! Любим друг друга до конца жизни, счастливые и прекрасные, понял? Я не позволю какой-то шавке из Питера разрушать нашу жизнь. Передай ей, что, если еще раз сунется – я и ее уничтожу, в пыль сотру, собакам скормлю на перекрестке.