— Он поехал вперед, сэр, — ответил один кавалерист. — После его отъезда слышалась небольшая перестрелка, но это было вдалеке.
— Даннинг поступил против правил и здравого смысла, — сказал майор в раздражении. — Почему он поехал вперед?
— Не могу знать, сэр, он выглядел очень озабоченным. Думаю, чего-то опасался.
После того как речистый кавалерист и его компаньон влились в разведывательный отряд, все продолжили путь. Разговоры были строго-настрого запрещены, кроме того, надо было следить за тем, чтобы не звякало оружие и прочее снаряжение. Двигались очень медленно, стараясь по возможности смягчить даже поступь коней. Перевалило за полночь, только луна иногда проглядывала в кромешной тьме среди облаков.
Проехав две или три мили, авангард колонны приблизился к густому кедровому лесу, дорога дальше пролегала через него. Майор остановился, тем самым заставив остановиться остальных, и так как он тоже чего-то «опасался», то поехал вперед на разведку один. За ним, однако, последовали адъютант и трое солдат, которые держались на некотором расстоянии, чтобы майор их не заметил, но они видели все.
Подъехав еще на сто ярдов к лесу, майор внезапно резко натянул поводья и застыл в седле. Впереди, в десяти шагах, у края дороги, на небольшом открытом пространстве стоял недвижимо еле различимый в темноте мужчина. Первым чувством майора было удовлетворение от того, что он оставил позади эскадрон; если это вражеский разведчик, ему нечего будет доложить начальству. Их вылазка осталась нераскрытой.
Какой-то темный предмет лежал у ног мужчины, майору не удавалось его разглядеть. Инстинкт прирожденного кавалериста и желание избежать перестрелки побудили его схватиться за саблю. Мужчина никак не ответил на вызов. Ситуация становилась напряженной и несколько драматичной. Тут из-за туч выглянула луна, и майор, сам находившийся в глубокой тени от высоких дубов, ясно увидел стоявшего мужчину. Это был Трупер Даннинг, безоружный и с непокрытой головой. Темный предмет у его ног оказался трупом лошади, на ее шее под прямым углом лежал мертвый человек, подставив лицо лунному свету.
«У Даннинга здесь было решающее сражение», — подумал майор и собирался ехать дальше. Но Даннинг поднял руку, осаживая его, и, как бы предупреждая, указал на место, где дорога терялась в тени кедров.
Майор понял и, повернув коня, поехал назад; поджидавшая его маленькая группа, страшась недовольства командира, быстро вернулась к остальным, вскоре к ним присоединился и он.
— Даннинг там, впереди, — сказал майор капитану эскадрона. — Он убил одного противника и что-то хочет нам сообщить.
Все, обнажив сабли, ждали Даннинга, но тот не появлялся. Через час стало светать, и вся кавалькада осторожно двинулась вперед, так как командир не был вполне уверен, что правильно понял предостережение Даннинга. Военная операция провалилась, но кое-что надо было проверить.
На открытом участке дороги они нашли мертвого коня. Перекинувшись под прямым углом через шею животного, лицом вверх, с пулей в груди, лежал Трупер Даннинг, он был мертв уже несколько часов, тело его окоченело.
Осмотр местности выявил многочисленные свидетельства, что в течение получаса кедровый лес занимала пехота конфедератов; это была засада.
Сын богов[6]
Ветреный день, залитая солнцем местность. Открытое пространство направо и налево, позади — лес. На краю леса, лицом к равнине, замерли длинные ряды войск. Лес ожил от их присутствия, наполнился разными звуками — грохочут колеса, это артиллерийская батарея занимает позицию, чтобы прикрыть наступление; глухой шум от солдатских переговоров; хруст устлавших землю сухих листьев под ногами; хриплые команды офицеров. Стоящие особняком группы всадников выдвинуты вперед, но не открыты — многие из них напряженно всматриваются в гребень холма на расстоянии мили от леса в направлении прерванного наступления. Ведь эта мощная армия, прошедшая в боевом порядке через лес, встретилась с труднопреодолимым препятствием — открытой равниной. Вершина пологого холма в миле отсюда имеет зловещий вид и как бы говорит: берегитесь! Вдоль него направо и налево тянется длинная каменная стена, за ней растет живая изгородь, еще дальше виднеются в беспорядке верхушки деревьев. А вот что между деревьями? Это необходимо узнать.
Вчера и много дней и ночей до этого мы вели непрерывные бои, постоянно слышался орудийный огонь и иногда ружейные выстрелы вперемешку с одобрительными возгласами — с нашей стороны или вражеской — трудно сказать; смотря кто вырывался вперед. Этим утром, на рассвете враг исчез. Мы двинулись вперед прямо через их земляные укрепления, которые раньше так часто пытались захватить, по брошенным лагерям, по могилам их павших воинов и дальше — по лесу.
С каким любопытством разглядывали мы брошенные вещи, какими странными они нам казались! Ничто не казалось знакомым, даже самые привычные предметы вроде старого седла, разбитого колеса, забытой фляги — все таило в себе ауру тех непонятных людей, что убивали нас. Солдат никогда не поверит до конца, что его враги такие же люди, как он сам, и не избавится от чувства, что они существа другого порядка, иначе воспитанные и живущие не совсем в земных условиях. Малейший их след привлекает его внимание и возбуждает интерес. Они кажутся недоступными, и потому больше, чем есть на самом деле, как предметы в тумане. В каком-то смысле он испытывает перед ними благоговейный трепет.
От леса вверх по наклонной земле идут следы лошадей и колес артиллерийских орудий. Пожухлая трава истоптана пехотой. Видно, что здесь прошли тысячи солдат, они не выбрали лесные дороги. Это важно, тут разница между отступлением и дислокацией.
Среди всадников — наш командир, его штаб и охрана. Лицо его повернуто в сторону далекой вершины, он смотрит в бинокль, держа его в обеих руках, плечи приподняты без всякой необходимости. Так принято, это как бы усиливает значение действия, мы все так делаем. Неожиданно он опускает бинокль и что-то говорит окружающим. Два или три помощника отделяются от группы и легким галопом устремляются в лес, они разъезжаются по рядам в разных направлениях. Мы не слышали слов командира, но и так их знаем: «Прикажите генералу Х. выслать вперед разведку». Все торопятся занять свои позиции; те, кто отдыхал, приводят себя в порядок, и строй принимает надлежащий вид без команды. Кое-кому офицеры предлагают спешиться и осматривают подпруги; тот, кто еще не в седле, торопится сесть на коня.