Пуля высекла искры о каменную стену у него за спиной. Звук в замкнутом помещении получился оглушительный. Резанул по перепонкам так, что я поморщился, а Валера от неожиданности схватился за голову. Может, это обманное движение, чтобы вытащить пистолет? Или ему действительно так хреново?
Я решил не рисковать и тут же двинул Шубина ногой в живот, пока тот стоял зажмурившись.
Удар получился чувствительный. Вложил я в него все свои восемьдесят плюс. Более легковесный опер отлетел к стенке, будто мячик, и сложился пополам. Что-то завывал и матерился. Не дав ему опомниться, я навалился сверху, перевернул его на живот и придавил к полу коленом. Приём прошёл, противник повержен.
Схватил за кисть и локоть и завернул руку, которую он настырно попытался просунуть под куртку. Вот падла, за пистолетом полез! На всё пойдет? Но не тут-то было. Я заломил сустав так, что слышно было, как он хрустнул, а Шубин завыл.
— Больно! А-а-а… Пусти!
— А я тебе говорил! Сам виноват, что руки не поднял, — прошипел я. — Не люблю, когда меня задержанные не слушаются.
— Почему я задержанный, я же свой…
Я пристегнул кольцо наручников на заломленную руку, стиснул скобой потуже запястье, чтобы подлец шевельнуть кистью не мог, завел за спину вторую руку, щелкнул другой дужкой. Есть. Теперь можно и поговорить.
Я встал, но подняться Шубину не помог. Тот кряхтел со скованными за спиной руками. Завозился на полу, постанывая, но просить или требовать ничего не стал. Извозюкался в земле и, наконец, встал.
— Рассказывай, — я кивнул на валявшийся на полу “Парабеллум” и заодно разоружил задержанного.
— Да что рассказывать? — хмыкнул тот, все еще кривясь от боли. — Нашел я этот пистолет раритетный. Хотел сообщение в дежурку сделать, и сдать, как полагается.
— Мне можешь не врать. Знаешь же, что не поверю.
— А мне ваша вера не нужна, — оскалился гаденыш, но при этом не переставал называть меня на «вы». — Главное, чтобы другие поверили. У вас на меня ничего нет. Вы это прекрасно понимаете.
— Ничего, — я плюнул ему под ноги. — Петренко найду, и по-другому запоешь. Так вот кто у нас крысой оказался. А я голову ночами ломал, как так батюшка у нас из-под носа арсенал увел? Будто знал, где мои группы засели. От тебя знал, сволочь.
— Не знаю никакого Петренко, — ухмыльнулся опер. — Уверен, что и он меня не знает. А к батюшке я отношения не имею. Его люди вообще-то в меня чуть гранату не швырнули.
— Ну, не швырнули же. Зачем в своего швырять.
Я смотрел на него из-под бровей, чуть набычившись. Я, по сути, всё про него знал, и он это понял. Но сдаваться не собирался. Даже брови так поднял, показывая, что угрозы не чувствует.
— Отпускайте меня, Андрей Григорьевич, — холодно проговорил Валера. — Ничего не докажете.
Мысленно я был согласен с ним. Петренко, скорее всего, вовсе не Петренко. Но отпускать я гада не собирался. Еще чего, может, и такси крысе вызвать? Схватил за ворот и поволок в свою машину, а в голове роились нехорошие мысли. Вспомнил, что Холодильщик всегда нас опережал на шаг. И в больнице подельника придушил, как-то сразу узнал, что Сапожников в реанимации. И рисунок этот в келье. Уж не дело ли это рук Шубина? Но нет. В больницу наведывался вовсе не он, а мужик возрастной и более фактурный. А этот еще худосочен. Даже если бороду приклеить, за матерого мужика не сойдет совсем. Такое не изобразишь.
Я довез оборотня до прокуратуры. Не останавливаясь ни на секунду и больше ничего не говоря, бесцеремонно затолкал в кабинет Горохова. Присутствующие с удивлением уставились на нас уставились. Ну, конечно, картина маслом. Два милиционера, один из которых — грязный и в наручниках, как жулик. Но жулик в “кандалах” мордой наглой обычно не светит, а вид имеет понурый и нарочито виноватый. А этот ухмыляется, будто по службе зашел в прокуратуру. Уверен, падла, что его скоро отпустят.
ebooksa