— В храме он меня ждет, прямо сейчас, — выпалил Петренко.
— Отец Арсений? — уточнил я.
— Почему? Нет. Помощник его. Сегодня четверг. Каждый четверг я туда с добычей наведываюсь. Батюшка сам в последнее время где-то потерялся. Говорят, по делам в епархию укатил. Так что вместо него с копателями работает его молодой помощник.
— Кто такой? Фамилия, имя!
— Не знаю я. Никто не знает, как его зовут. Он нам не представляется.
— Как выглядит?
— Обычно выглядит. Только глаза наглые и гонору полные штаны. Но за стволы исправно платит.
— А зачем ему и батюшке вообще стволы? — я задумчиво потер подбородок.
— Известно зачем, — закивал Петренко. — У нас же здесь во время войны полицаев много было. Все они попрятались да смешались с местными. Вроде как мирными жителями в оккупации были. А сами советскую власть ненавидят люто. И дети у них такие же. Взрослые уже, но спят и видят, как власть поменяется. Готовятся они, когда свои вернутся.
И так уверенно и увлеченно вещал, что я аж в своём собственном рассудке засомневался.
— Какие еще свои? — удивился я такому бреду. — Немцы, что ли?
— Да какие немцы? — Петренко глянул на меня как на несмышлёныша. — Совсем вы обстановки не знаете, а в народе многое известно. ГДР за нас, а ФРГ не чета нам. Слабые совсем. Вот американцы, это да. Мечтают из нас колонию сделать.
— Так, получается, ты снабжаешь оружием наших врагов? — грозно прищурился я. — Вернее, недобитков всяких в их лице. Стало быть, и ты враг. Может, тебя расстрелять прямо здесь? При попытке к бегству, например?
Этот Петренко, или как там его зовут на самом деле, совмещал в себе несовместимое. То уверенный, то мнётся, то торгуется как профи, а то такую дичь несусветную мне на голубом глазу задвигает. Я уже начал сомневаться, что он действительно меня к кому-то приведёт, но дожать надо было.
Тем более, что тот изрядно побледнел.
— Не надо меня расстреливать, товарищ начальник, я человек слабый и никому ничего плохого не сделал. Мне главное, чтобы деньгу заработать и Гальке шубу прикупить. Мутоновую. Весь мозг мне уже с ней выела. На заводе не заработаешь на такую. Не знаю, зачем ей шуба? Она же страшная и неуклюжая. И что за зверь такой неприглядный — мутон? Не пойму. Танька мне вообще говорила, что и тепла с такой нету, да откуда бы ей знать, я думаю. Другие нормальные бабы с мужей песцовые воротники трясут к пальто драповому да шапку-кастрюлю из норки. Купить, и жизнь удалась. А этой шубу подавай. Вот и мыкаюсь я по лесам. Приработок это мой. А американцы или другие фашисты к нам не сунутся. Бред все это. По крайней мере, пока Союз крепок. А это, сами понимаете, надолго, то есть, не при нашей жизни...
Я прервал его невнятную исповедь:
— Ясно, но ты все равно контра получаешься, и придется тебя сдать куда надо.
Петренко вздохнул, не расслышав иронии в моем голосе.
— Но если мне поможешь скупщика взять, — проговорил я заговорщически, — то, может, и отпущу тебя.