– О, – Радик не сразу нашелся, что сказать. – М-м… сожалею?
– Да не надо сожалеть! – Соня позволила своим чувствам, которые она не до конца понимала, да и как поймешь, когда прямо на твоих глазах от живого человека остается даже не кусок мяса, а груда неряшливых тряпок, перемолоться и выступить наружу раздражением. – Мы не были друзьями, а уж вы с ним тем более. Любой, кто сейчас умрет или умирает от заражения и на твоей совести тоже. Никому не нужны эти сожаления!
Радик молчал. Может, соглашался с ней, а скорее всего, просто не хотел спорить. Соня прошла на кухню и подняла потяжелевшего за последнее время кота, который недовольно мяукнул и попытался ударить её лапой.
– И ты, Брут, – вздохнула она, продолжая тискать недовольное животное. Ей захотелось позволить Висасуалию оцарапать её до крови, там, где кожа уже стала фиолетовой и чужой. Как знать, будет ли её кровь такого же цвета или она до сих пор красная.
Оживившись от совершенно новой мысли, она достала столовый нож и провела им по коже руки, совсем чуть-чуть надавливая, только чтобы прорезать кожу.
– Ты что творишь! – Радик подскочил и вырвал у неё из рук нож, а потом еще и отвесил такую оплеуху, что у Сони потемнело в глазах и защипало от слез. – Не смей!
– Я не собиралась резать вены, дурак! – вскочила Соня. Все её мысли смело, и она неверяще коснулась горящей от удара щеки. – Совсем обалдел, да?! Какие вены с внешней стороны? Я просто хотела проверить одну мысль! Вот же… дурак!
И она всё-таки разревелась.
Смерть Субботы, возвращение домой и тем самым предательство Эдика, пусть крошечное, но всё же, неласковая встреча ею собственноручно спасенным котом, а теперь еще и оплеуха – слишком много это было для одного дня. Рыдая и всхлипывая, она бросилась из кухни в свою комнату и закрыла дверь на задвижку.
Кажется, Радик что-то говорил за дверью, но она не слышала. Просто позволила себе выплакать всё, что накопилось. Похоже, ей сильно не хватало именно этого – она не плакала так уже давно. Пожалуй, с отъезда матери.
Зато вышла из комнаты она уже совсем другим человеком. Чужим самой себе, не то что Радику.
– Висасуалий тебя любит, – не давая Радику и рта раскрыть, сухо произнесла она. – Продукты я пока смогу приносить, потом заказывай в интернете. Насколько я знаю, пятнистых больше не берут курьерами – боятся, что они поубивают немощных инвалидов и старушек прямо в их квартирах.
– Соня, я… – начал было Радик, но она остановила его резким движением руки.
– Я оставлю телефон бабушки и на всякий случай мамы. Позвоню или напишу тебе, когда, – она сглотнула. – Когда наступит мой черед уходить. Тогда им позвонишь ты. Если кота они не примут, ты ведь заберешь его к себе?
Ей было противно просить, но она сдержалась. Как там было у Экзюпери? В ответе за тех, кого приручили? Она не хотела приручать котенка, так вышло. Но сейчас она и впрямь не могла оставить его так.
– Соня, не смей! – Радик схватил её за руки. – Это твой дом. Если хочешь, я уйду! Только не уходи сама, я прошу.
– Я ухожу не из дома, – покачала головой Соня. – Я ухожу в другое место, где я нужнее. Просто пообещай, что позаботишься о Висасуалии и всё.
– Обещаю, – Радик не отводил от неё взгляда, но руки отпустил. Он так и стоял, пока она собирала в школьный рюкзак вещи, и не остановил, когда она вышла из квартиры.
«Вот такая любовь», – горько подумала Соня.
Она бы всё равно ушла, но больше всего она надеялась, что Радик хотя бы попытается её остановить.