Зато со стороны лестницы послышался глухой удар чего-то тяжелого о деревянный пол. Костя увидел, как со второго этажа свалилось нечто большое и, надо думать, тяжелое. Темный предмет мешком выпал из проема, в котором когда-то был пролет лестницы. Ударился об пол совсем рядом с кучей велосипедов. А потом поднялось на ноги.
Это было тело человека, лишенное головы.
Не теряя ни секунды, безголовый побежал к Пивоварову, стоявшему у закрытой входной двери, в тени прихожей. Костя начал стрелять. Шум от хлопков травмата поглощали деревянные стены. Костя попал, это он знал совершенно точно. Высадил всю обойму, и видел, как твердые резиновые пули ударяли о тело бежавшего. Застревая в нем. Когда пуля попадали, все безголовое тело вздрагивало. Но бежавший не останавливался, а продолжал движение. Когда безголовый оказывался около окон, скупо освещавших комнату, Костя видел, что одет он в изодранные джинсы и футболку, которая когда-то была белой, а сейчас приобрела неясный, серо-коричневый цвет от грязи.
Безголовый, топая в тишине по скрипучему полу, бежал именно к нему, вытянув вперед руки. Костя сильнее сжал в кулаке рукоятку травмата, и когда нападавший был уже совсем рядом, ударил того в грудь. Конечно, если бы у нападавшего была голова – то удар пришелся бы в висок. Но сейчас приходилось действовать именно так. К удивлению Кости, ощущение от удара было странным. Таким, будто бы он угадил кулаком в подушку, или в кучу сухой травы. На миг даже показалось, что под грязной футболкой нет ничего, и все происходящее Косте просто кажется. Однако, сильные руки незнакомца сдавили плечо, потянули в дальний угол комнаты, под лестницу, в темноту, рассеяв ощущение нереальности. Сила безголового была невероятной. Костя видел пули, застрявшие в боках и животе напавшего, черневшие темными пятнами на футболке. По идее, они должны были отскакивать, а здесь тело их не отпускало, втянув в себя наполовину. Костя понял, что это курьер. Тот самый, Пашка из «Искорки». Пропавший совсем недавно, владевшим зеленым дождевиком и любивший свой велосипед, на кортом он, отказавшись от курьерской развалюхи с погнутыми спицами, приехал в Карташевку. Мысли эти пришли к Косте одновременно с осознанием того, что безголовое тело Павла Голубева дотащило его почти до середины комнаты.
Костя уперся ногами в пол. Свободной рукой уцепился за трухлявый подоконник – так, что загнал в ладонь несколько заноз. Но мертвец не отставал. Напор его то усиливался, и тогда он подтягивал Пивоварова на несколько сантиметров ближе к куче велосипедов, то ослабевал, давая участковому передышку. Пальцы мертвец не разжимал, скорости не сбавлял, но Костя замечал, что безголовый слабеет. Даже внешне тело того менялось, становилось каким-то вялым, руки и ноги подгибались. Костя продолжал лупить Пашку кулаком с зажатым в нем травматическим пистолетом по спине и бокам. Но ударов Пашка просто не ощущал, и продолжал тащить Костю во мрак. Через несколько минут борьбы оба они были уже около лестницы.
– Ольшанский, открывай дверь, ты что делаешь!? Тут реально этот мертвец, Серега, Лизка Никишина правду говорила! – Костя все еще не оставлял надежду на то, что напарник придет к нему на помощь.
Труп Голубева рывками, уже на шатающихся ногах, затягивал его под лестницу. Казалось, что еще пара минут – и силы окончательно покинут безголового. Он как-то странно подпрыгивал, выгибаясь всем телом, когда Костя, теперь уже молча, поняв, что на помощь ему никто не придет, упирался и пытался вырваться из его объятий. Однако, именно этих нескольких минут, а может даже и секунд, в которые из безголового могла бы уйти вся сила, и не хватило Пивоварову.
Безголовый, в последнем резком броске, развернулся и толкнул Костю вперед. Костя упал на пол. Травмат выскочил из его руки. Мертвец сзади, словно повторив Костины движения, тоже свалился на ветхие доски, распластался на них и, силясь перевернуться на живот, начал махать руками в полной тишине. Ноги его несколько раз согнулись. Тело словно переломилось пополам где-то в районе солнечного сплетения, грудная клетка с плечами выгнулась вперед. Но встать Голубев не мог. То ли время его пришло, то ли силы, потраченные на поимку и борьбу с Костей – были теми, единственными, что давали мертвому телу возможность двигаться, и теперь оказались истрачены. «Завод кончился», – подумалось Косте.
Лежа грудью на досках, участковый ощутил что-то твердое в кармане куртки. Это была та самая звездочка от Петра Александровича. Костя запустил ладонь за пазуху, и нащупал острые, металлические края значка трясущимися после борьбы с мертвецом пальцами.
Безголовое тело, все так же силясь подняться с пола, мелко дрожало.
Но что было с Пашей Голубевым дальше Костя уже не смог увидеть. Комната, освещенная мягким, пыльным светом желтого осеннего солнца, понеслась вдаль. За ней последовала прихожая, входная дверь, разрушенная лестница. Туда же устремился, слившись в одну точку, потолок и пол, и извивающийся мертвец на полу. Костю тянуло вниз, или назад – в темноту, мимо прикрытой зеленым плащом кучи велосипедов и еще дальше. Но куда, понять было невозможно.
Силе этого притяжения Костя противостоять не мог. Только крепче сжимал в руке значок. Потому что эта была какая-то иная, совсем другая сила, нежели хватка мертвых рук до этого. Еще через несколько мгновений Пивоваров уже не ощущал собственного тела. Но все еще чувствовал, что движется, несется все быстрее и быстрее куда-то в неизвестном направлении. И собрался уже было закричать, как все неожиданно кончилось.
И падение, и полет, и движение, ощущения перемещения в пространстве исчезли сами собой. Оказалось, что все это время он просто сидел в углу комнаты, закрыв глаза. И ему было невероятно страшно. Страшно от того, что он, как и другие ребята, слышал звон. На улице был июль, теплый летний день. Полдень. Самое время идти и играть. В лесу, или в деревне, на улице. Раньше в это время его забирали из сада, и он до самого вечера носился по пыльным дорогам, вдоль огородов. Но однажды мама не пришла за ним, его забрали незнакомые люди, и отвезли сюда, «в детский трудовой лагерь в Вырице, где из всех вас сделают достойных граждан». Так говорила старшая воспитательница. В полдень в лагере нельзя было играть. Они тут работали, спали. Иногда их били. Но все это было ерундой. Работать, конечно, было тяжело. Но гораздо страшнее было, когда кого-то из них забирали в лазарет, и оттуда он больше не возвращался. Или, как сейчас – слышался звон колокольчиков со стороны главных ворот лагеря.
Вчера они пололи капусту. На жаре, до самого вечера. Кто-то даже упал, его подняли, отвезли в лазарет. А потом, уже ночью, уложили на кровать. Кто упал? Сашка Овчинников, парень из Тайцев. На два года младше всех, кто был в комнате. Самый маленький. В комнате их постоянно было человек пятнадцать. Постоянно кого-то уводили, а потом приводили новых.
Сейчас все дети, все четырнадцать, кроме Овчинникова, который не смог встать с кровати целый день после того, как вчера свалился от жары на огороде, забились по углам. Кто-то тихо сидел на своей кровати, укрывшись одеялом. Кто-то под столом. Две девочки притаились за шкафом. Все знали, что колокольчики звенели совсем близко. Колокольчики повозки с разноцветными лентами, запряженной тройкой лошадей, как будто из сказки. Это означало, что комендант приехал. Зайдет, скорее всего, именно к ним, в эту комнату.
Знал это и Костя, хотя сейчас его звали здесь совершенно иначе. Как – он не знал. Костя слышал шаги, шум шагов в коридоре. Голоса. Звон посуды – с пути коменданта спешно убирали пустые ведра и поднос с колесиками, на котором по комнатам развозили похлебку из сурепки. Какая-то веснушчатая темноволосая девочка, сидевшая на полу совсем рядом с Костей, прошептала:
– Дельфабра идет, Дельфабра, – и закрыла лицо ладошками. На вид девочке было не больше семи лет.
Дверь отворилась. Вошла Кукушкина – высокая, крупная женщина в оливковой кофте и длинной белой юбке. Костя, как и все в комнате, ненавидел ее. Если остальные воспитательницы хоть иногда подкармливали детей, или давали им возможность уйти с работ пораньше, то Кукушкина не делала этого никогда. И била чаще и сильнее, чем все остальные.
За Кукушкиной в комнату вошел мужчина. Он хорошо разглядел лицо вошедшего. Было оно совсем обычным. Пройди такой человек мимо Кости по улице – он бы его никогда не заметил его в толпе. Правильные черты, высокий лоб, большие глаза. Тысячи таких людей, наверное, ходили где-то по миру. Костя запомнил его одежду: высокие блестящие сапоги, расстегнутый от жары мундир, серебристые полоски на лацканах, блестящие прямоугольники на петлицах воротника. Штаны серого цвета и черные перчатки.
Кукушкина указала человеку на Овчинникова:
ebooksa