– Вот этот. Он слабый совсем. Можете забирать, если опять нужен. Толку от него у нас не будет уже, конечно. Дня два-три протянет.
– Хорошо. – Человек говорил негромко. – Но надо еще одного. Покрепче. Мне будет мало одного. Дайте еще.
Костя решил, что слова человека какие-то неправильные. Это, наверное, называлось акцент. И увидел, что Кукушкина указывает на него.
– Вот этот, крепенький, сильный какой, хороший. Я бы не отдавала, санитарки на него смотрели ваши – говорят, хороший. Но надо так надо. Забирайте. Вставай давай.
Кукушкина подошла к Косте, сидевшему под подоконником, и, схватив за рубашку на спине, подняла с пола.
– Вставай, кому говорю. Государству послужишь. Мы вас кормим-поим, теперь пора отрабатывать…
– Не хочу я никому служить. Я к мамке хочу… – Вдруг, сам того не желая, проговорил Костя детским голосом. Но снова садиться на пол не стал, а подошел к кровати Овчинникова. – И Сашку не трогайте, поняли? Папка вас всех найдет и перестреляет, как свиней. Он так говорил.
Кукушкина, не дав Дель-Фаббро, глаза которого на секунду округлились, ничего сказать, с такой силой ударила Костю по затылку, что он свалился на пол.
– Ты что, гаденыш, говоришь-то? Понятно теперь, почему тебя сюда отправили. Падаль мелкая.
– Тише, тише, – мужчина остановил Кукушкину, которая хотела ударить Костю еще раз, – мальчик разумный. Я вижу, хорошо говорит. Много знает. Ты же хороший мальчик, правда?
С этими словами немец подошел к Косте, лежавшему на полу, голова которого гудела от удара Кукушкиной, присел, словно стараясь лучше разглядеть лицо ребенка, и приложил руку в черной кожаной печатке к его груди.
– Я вижу, у тебя храброе, справедливое сердце, мальчик. Ты смелый… А это у тебя что?
Мужчина сжал нагрудный карман на рубашке Кости. Костя отбросил его руку в сторону, собрав, как ему казалось, все оставшиеся силы, и вытащил из кармана маленькую октябрятскую звездочку – красного цвета, с костром посередине и надписью «Всегда готов». Сжал ее в кулаке, и с силой ударил Ансельмо Дель-Фаббро, коменданта детского трудового лагеря в поселке Вырица, в белую рубашку на животе:
– Не твое дело.
Это сделал именно Костя. А не тот мальчик, которым он был секунду назад. А может быть, и они оба.
Офицер не ожидал подобного развития событий и, пошатнувшись, сел с корточек прямо на пол, смешно вытянув ноги в блестящих высоких сапогах. Кукушкина вскрикнул, закрыла рот ладонями и начала поднимать немца с пола. В проеме открытой двери заметались санитарки. Пока она его поднимала, фуражка упала с головы Дель-Фаббро и закатилась под одну из кроватей. Несколько детей засмеялись. Но стоило Кукушкиной повернуть голову в их строну, смех сразу же прекратился.
– Да, сильный мальчик. Хороший. Вы верно говорили. – Дель-Фаббро наконец-то встал на ноги, поднял с пола фуражку, и возвышался теперь над Костей, сжимавшим в кулаке звездочку, черной колонной, обрамленной сиянием июльского солнца, которое лилось из больших окон детской спальни. – Я заберу его. Только сейчас покажу один небольшой фокус остальным ребятам. Прямо сейчас.
С этими словами немец начал медленно снимать черные перчатки. Костя зажмурился, понимая, что сейчас произойдет что-то очень нехорошее.
Но не произошло ничего.
Комната, так же, как и пустой Матвеевский дом до этого, стала уменьшаться, удаляясь и растворяясь в неизвестно откуда взявшейся черноте. Детский трудовой лагерь исчез без следа. И только ощущение ужаса, охватившее сердце Пивоварова в тот момент, когда немец стоял над ним, все стягивая и стягивая, как при замедленной съемке, перчатку с руки, никуда не ушло. Костя ощутил, что звездочка все еще в его руке. Именно эту звездочку дал ему Бадмаев, и ее же хранил неизвестный Пивоварову мальчик много лет тому назад в Вырице. Хранил в своем нагрудном кармане, как память об отце.
ebooksa