Матриархия

Оборванные бабы. Идут, как одна. Как будто то же самое шествие, но... нет. Они более потрепанные. Они побитые, истерзанные, как будто каждая перенесла групповое изнасилование. Бабки ковыляют, плетутся девочки-подростки, кто в халатах, кто в ночнушках, многие босиком. Вот одна упала на четвереньки и кашляет, кашляет... выплюнула черный сгусток.

Сестрицы текут мимо, даже не обращают внимания. Черные ноги, с варикозными сетками, с «неровностями» целлюлита, грязные, заскорузлые подошвы.

Головы будто обтянуты кожей. Голые груди болтаются бесполезными блинцами, из-под голубоватой кожи выпирают ребра.

Но идут женщины твердо, и веет от строя силой, решимостью. Так последний полк идет на верную смерть, шагает, но знает ради чего.

Они должны были учуять нас. Они, как я думал, реагируют на мужской запах. Но видимо, неделя, проведенная в канализационном тоннеле, не прошла зря, и едкая вонь перебила все запахи. А может, они и чувствовали нас, но у них была цель поважнее.

Позже мы как раз и выяснили, что это была за цель.

- Я тебе рассказывал...

- Т-с, - Рифат толкнул меня. Я отвалился от двери, припал к стене. Вениамин прищурился, отнимая ладонь от Риткиных губешек, девчушка тут же стала отплевываться.

- Они, - прошептал я. - Много.

Почему-то опять вспомнил про Ашота. Он конечно, уже мертвый. Ну а его родственнички? Поджарили его? И жирного братца, Вагана? Наверное, они уже и одного-другого человека из погреба разделали...

Погреб! Быстро в погреб!

Следом раздался гул - снова замолеты. Земля задрожала в такт. Женщины в общей массе продолжали идти, как ни в чем, ни бывало. Лишь некоторые останавливались и смотрели в небо, провожали самолеты долгими взглядами лиц, с печатью тлена.

Рифат что-то сказал. Его голос заглушил рев, а может и мои мысли.

Мы рванули к погребу. До этого я не знал, где он находится, не знал, почему нам так важно туда попасть. Ничего не знал.

Но вот ногти срывают крышку погреба, и темнота дышит сырым смрадом и паутиной, и мы спускаемся вниз, вниз по ступенькам. Кажется, что лечу. А я и могу полететь, стоит только немного напрячься.

Стоит только захотеть и каждый сможет полететь.

Это я придумал? Или нет?

Разве может человек что-то придумать?

Рев над головой. Гудит земля. Дом бросает из стороны в сторону, скрипят балки, лаги, оконные рамы ползут из стен: их замуровали когда-то давно, и теперь они хотят на волю.

Вот я падаю. И думаю, что в погребе могут быть женщины, они затаились в темноте и сидят.