Матриархия

Я вспомнил Ашота, его семейку, и подвал с людьми. Я дал себе слово, что если у меня будет второй шанс, я использую его.

Кто знает, что нас ждет в этой деревушке.

По коже мурашки. А день такой легкий, теплый - уже чуть ли не летний, только душно.

Один дом, другой. Саманные хатки, с облупившейся побелкой. Чуть дальше - с камышовой крышей. Я такие видел в детстве, под Таганрогом.

И тишина. Давит на уши, давит.

Грунтовая дорога, камешки. Заборчики с двух сторон. Нет такого ощущения, что кто-то за нами наблюдает, но в груди все равно шершавая ледышка. Холодит изнутри, царапает. Рифат держит «калаш» наготове, поворачивается из стороны в сторону. Теперь уже никаких разговоров.

Может, мы встретим здесь бабку-в-ванне. Может, местного «Ашота», не обязательно кавказской национальности.

И хоть бы один пес залаял.

Свернули направо. Здесь аллейка усеяна опавшими листьями. Это орехи растеряли почти всю свою крону. Вороны каркают на голых ветвях и сбрасывают вниз орехи, чтоб расколоть.

Скри-ип. Лязг. Калитка покачивается на ветру. Я вспоминаю опять документальный фильм про Чернобыль. Наверное, так выглядят городки после эвакуации.

В окнах домов почти не осталось целых стекол, а вот, на стене, прямо на деревяшках фасада, кривые буквы:

ПОШЛИ ВСЕ НА ХРЕН

Как оберег.

- А что там написано? - потыкала Рита пальчиком. - Пэ-о-ша-эл-и... Папа! Что написано там? П-о-о-ш...

- Рит... Погоди.

Скри-и-ип. Лязг.

Я почему-то сразу решил, что мы зайдем туда.

Двор захламлен осколками шифера и кирпича, огород будто перепахал ковшом трактор. Крыльцо выкорчевано с корнем. Трудно заставить себя идти, когда не знаешь, что тебя ожидает.

Скрипят ступени. И входная дверь, щербатая, из истлевших от времени досок - тоже скрипит. Рифат дернул ручку на себя, снизу доски крыльца заскребли камни, сдвигаемые дверью.

Пахнуло сырой гнилью, камышиной.