Его Преосвященство пробыл в Вильме ровно два дня, но нашел время навестить матушку-настоятельницу Тилинию. Отпустил грехи Сестрам, затем отведал в трапезной соленой трески с особым сортом пива — единственное, чем гордился наш остров, — и сыграл несколько партий в шахматы.
Затем, когда архиепископ отбыл восвояси, украшения с исповедальни сняли, золотые подушки вернули в дом тогдашнего губернатора, и все стало как всегда.
Холодно и аскетично, как любила говорить моя мама.
Зато роскошь из кареты герцога никуда деваться не спешила — я устроилась на мягком бархатном сидении, затем, не удержавшись, осторожно провела рукой по его покрытию, чем заслужила удивленный взгляд герцога.
И руку сразу же убрала. Вот еще!..
Тут карета тронулась, и я, повернув голову, уставилась в свое окно, решив не пялиться на хищный, волевой профиль сидящего рядом со мной мужчины. При этом продолжала вдыхать резкий аромат его парфюма — от него уже никуда было не деться, — и мои мысли почему-то стремились превратиться… в кашу.
Но я запретила себе и эти мысли, и эту кашу.
Мне нужно научиться вести себя раскованно и спокойно рядом с особами королевских кровей, сказала я себе. Потому что я приехала на королевский отбор, где придется показать себя с лучшей стороны.
Это означало не мямлить и не превращаться в кашу рядом с мужчинами из рода Стенвеев, чтобы меня не выставили оттуда в первый же день. Поэтому поездка в карете с герцогом Раткрафтом будет хорошей возможностью в этом потренироваться.
Решив, что мне помогут молитвы и наука сестры Инноренции, я сложила руки на коленях, собираясь обратиться к Богам. Но не успела, потому что герцог уставился на меня пронзительно-синими глазами. Вернее, сначала он посмотрел на мои руки, а затем перевел взгляд на мое лицо, и я увидела на его лице неподдельный интерес.
— И тут ко мне пришло озарение! — возвестил он с легкой улыбкой. — Я вспомнил, что однажды уже встречал юную леди Корнуэлл на одном из приемов, пока Бернард Корнуэлл еще… гм… не отправился губернатором в северную провинцию. Но уже тогда она отличалась, — склонил голову, — довольно-таки раскованным нравом. К тому же у нее были светлые волосы и округлые формы, что никак не совпадает с тем, что я имею удовольствие лицезреть перед собой…
— Это моя кузина, — сказала ему. — Но Абигейл не смогла приехать в столицу.
— Интересно, почему?
Вместо ответа, подозреваю, я покраснела — почувствовала, как кровь прилила к щекам. Не говорить же ему, почему!..
— По личным причинам, — наконец, выдавила из себя, — которые я не стану оглашать вслух. Это не моя тайна.
На это герцог кивнул. Его губы вновь тронула легкая усмешка, и я подумала, что для Джеймса Стенвея тайна Абигейл уже нисколько не тайна.
— Похоже, нрав у нее оказался излишне раскованным для того, чтобы принять участие в королевском отборе, — произнес он.
И я решила, что мне стоит быть с ним поосторожнее, так как герцогу Раткрафту не отказать в проницательности. Но тут, как назло, вместо того чтобы оставить меня в покое, он принялся задавать вопросы и начал с моих родителей. Поинтересовался, как так вышло, что нам не довелось встречаться до этого времени, потому что такую красавицу он бы обязательно запомнил.
И я подумала, что сейчас герцог узнает, кто я такая, и комплименты из его уст прекратятся.
— Нам не довелось встречаться до этого момента, милорд, — сказала ему, — потому что мой отец — бывший архимаг Норман Дорсетт.