Епископ ада и другие истории

22
18
20
22
24
26
28
30

— Черт меня подери, если я хочу вымокнуть, — пробормотал молодой Бэтап. — Пусть меня повесят, Нэд, или пусть я буду проклят, если вижу хотя бы хижину или сарай!

— Мы скоро доберемся до фермы Банеллов, если только уже не проехали ее, — смущенно ответил тот. — Но что тебя так беспокоит? Неужели такой славный парень, как ты, боится пары капель дождя?

— Я не отличаюсь столь крепким здоровьем, как у тебя, — сказал Бэтап, который и впрямь был хрупкого телосложения.

— Однако твоя глотка ни в чем не уступает моей! — рассмеялся Кредитон. — И да поможет тебе Господь, ты закутался, точно старуха, а пьян, как ощипанный попугай.

— Тра-ля-ля, моя милая, Тра-ля-ла, мое майское солнышко. Если я не приду к тебе сегодня, То уж точно наведаюсь в другой раз.

Его спутник не обращал внимания на эту чепуху, но со всей остротой, какую только позволяли ему его притупленные ощущения, пытался высмотреть какое-нибудь укрытие, ибо сохранил рассудок в достаточной степени для того, чтобы понимать, настолько некомфортно будет оказаться во власти разыгравшейся бури посреди обширной пустынной местности, где единственными жилищами были фермерские домики, разбросанные на значительном удалении один от другого.

Но он совершенно утратил свою покладистость вместе с первыми каплями обжигающе холодного дождя и крепко выругался, употребив выражения, обычные для кабаков, в одном из которых, на дороге из Кентербери, он и хватил лишнего.

Подгоняя уставших лошадей, они взобрались на вершину небольшого холма; прямо перед ними виднелся серебристо-пепельный скелет расколотого дуба, отполированный, подобно кости, склонившийся над прудиком стоячей воды (потому что капли падали редко, зато дул сильный пронизывающий восточный ветер), возле которой несколько дрожавших овец жались одна к другой, спасаясь от надвигающейся бури.

Неподалеку, посреди голого поля, стоял скромный домик из почерневшего дерева, с белой штукатуркой и соломенной крышей. Верхняя часть склона холма была покрыта ореховыми зарослями, а нижняя опускалась к болоту, в которое, казалось, намеревались спуститься набухшие водой тучи.

— Здесь мы сможем укрыться, Ник! — крикнул Кредитон.

— Это дурное место, у него скверная репутация, — заметил владелец земли. — Есть люди, которые клянутся, что видели физиономию дьявола, выглядывающую из окон Гуди Бойл, но я пойду на что угодно ради тебя и твоего слабого здоровья.

Они спешились, распахнули гнилые ворота и, проведя лошадей через пустое пастбище, постучали хлыстами в маленькую дверь хижины.

Серые овцы под серым деревом смотрели на них и еле слышно блеяли; дождь сыпался из мрачных туч подобно длинным прямым стрелам.

Дверь открыла женщина, опрятно одетая, смотревшая на них со страхом и неудовольствием; ибо если ее репутация была дурной, то репутация ее посетителей была ничуть не лучше; хозяин земли был известен как безбашенный гуляка и развратник, посвящавший избыток времени распутству на пару с сэром Николасом Бэтапом из Бодиама, также швырявшем деньги на ветер.

Никто из них не остановился бы перед насилием, а что касается чести, то они были лишены ее подобно тому, как расколотое молнией дерево возле пруда было лишено листьев.

Кроме того, оба они, по своему обычаю, были пьяны.

— Нам нужно укрытие, Гуди Бойл, — крикнул Кредитон, протискиваясь внутрь и бросая ей поводья. — Отведи лошадей в сарай.

Женщина не могла отказать хозяину, способному в одно мгновение вышвырнуть ее со своей земли; она хрипло выкрикнула какое-то труднопроизносимое имя; неухоженный мальчишка подошел и увел лошадей, в то время как молодые люди, спотыкаясь, вошли в хижину, сразу наполнив ее своим великолепием.

Эдвард Кредитон был красивым молодым человеком, и хотя необузданность и излишества наложили на его лицо свой отпечаток, он все еще производил хорошее впечатление теплым цветом кожи, светлыми завитыми волосами, в темно-синего цвета костюме, бриджах из оленьей кожи, иностранных кружевах, высоких сапогах, с французской шпагой, золотыми кольцами и цепочкой для часов.

Сэр Николас Бэтап был смуглее и казался женственнее него; в его телосложении присутствовала бросавшаяся в глаза слабость, но одет он был изысканно до щегольства, при этом высокомерием он намного превосходил своего приятеля.

Из них двоих, он обладал более дурной репутацией: он не был женат, а потому никто не мог ограничить его шалости, в то время как у Кредитона имелась молодая жена, которую он по-своему любил, оказывавшая смягчающее воздействие на его поступки или даже пресекая некоторые из них; она оставалась верной ему и все еще обожала после пяти лет несчастного брака, как это свойственно некоторым женщинам.